Запретные воспоминания

– Надя, а ты, когда рюкзак в химчистку сдавала, отделения все проверила?

– Обижаете, Владислава Игоревна, – сказала Надежда. – Конечно, проверила. Я хоть и знаю вашу привычку россыпью в сумки ничего не кидать, но и на старуху бывает проруха. Кстати, так и вышло. У вас там в одном из карманчиков карточка лежала, так я ее достала, вы не думайте.

Карточка? Какая еще карточка? Влада понятия не имела ни о каких карточках, кроме кредитных, которые лежали у нее в кошельке. Привычки рассовывать банковские карты по карманам сумок у нее не было никогда.

– Понятия не имею, о чем ты, – сказала она искренне. – Она сейчас-то где, карточка эта?

– В кармане пуховика моего. Я ж ее уже в самой химчистке нашла, в карман сунула. А пуховик тут, в больнице. Когда меня в приемном покое принимали, верхнюю одежду и обувь куда-то унесли. На хранение.

Пуховик Надежды был Владе хорошо знаком. Вообще-то это был ее пуховик, купленный пару лет назад и отправленный в отставку, когда в этом году она купила свое модное дутое пальто. С ее любовью к новой одежде старая уже не лезла ни в какие шкафы, заваливать гардеробную ненужным хламом Влада считала неправильным, а потому раздавала все, что не носила, легко и без жалости. Вот и пуховик, синий, с искрой, отдала Надежде и улыбалась, видя, что та радуется дорогой обновке, как ребенок.

Если попросить Владимира Радецкого, то, наверное, в камеру хранения можно попасть. А уж там она легко опознает пуховик и сможет, с разрешения Надежды, разумеется, порыться в его карманах. Надо же понимать, что это за карточка такая. Разрешение Надя, конечно, тут же дала, и Влада встала, собираясь прощаться.

– Ты напиши мне сообщение, что тебе купить и принести, – сказала она. – Я либо сегодня к вечеру заеду, либо завтра. Хорошо?

– Да не надо мне ничего. Вы если свою карточку в моем пуховике будете искать, то и мою банковскую тоже прихватите. Тогда можно будет все необходимое в главном корпусе в ларьке купить. Вон, Лена туда ходит, – она кивнула в сторону побитой мужем соседки и тут же снова скривилась, видимо, движения головы давались ей с трудом.

– Ладно, карточку я раздобуду, денег на нее положу, – согласилась Влада. – Надя, ты поправляйся поскорее и еще раз прости меня, что так получилось.

– Да нормально все, Владислава Игоревна, – заверила ее домработница.

Выйдя в коридор и бредя к лестнице, Влада вдруг нос к носу столкнулась с Павлом Беловым. Ее главный инженер, одетый в белый халат, шел по коридору, неся в руках бутылку водки «Русский стандарт».

– Ты чего тут делаешь? – удивленно спросила она.

Впрочем, Павел удивился не меньше.

– А вы? – ответил он вопросом на вопрос. – Я-то к заведующему отделением приходил, он просил меня на одном приборе программу перепрошить, висла она у них что-то. Я домой забрал, пару дней мараковал, но получилось, вот, пришел устанавливать, в ответ получил благодарность натурой, – и Белов потряс перед ее лицом бутылкой водки.

– А я знакомую проведывала, – сказала Влада, не вдаваясь в детали. – У нас там бетонирование-то как, идет?

– Да, ребята давно уже закончили. Сохнет все. Бог даст, во вторник-среду начнем монтаж. Вы бы зашли, посмотрели, что и как.

– Обязательно зайду, Паша, – сказала она. – Сейчас с главврачом переговорю и спущусь. Хорошо?

Он не успел ответить, потому что к ним подошла немолодая женщина с нервным, уставшим лицом.

– Доктор, – сказала она, обращаясь к Павлу, – вы не подскажете, с кем мне по поводу мужа переговорить? У него операция вчера была. Поляков его фамилия.

– Простите, я не врач, – сказал Белов. – Но ординаторская вон туда по коридору, вам там обязательно помогут.

– Да как же не врач, если в белом халате? – всплеснула руками женщина и быстро пошла в указанном направлении.

– Вот что за люди, если в белом халате, так обязательно врач, – усмехнулся Павел. – Такое чувство, что, надевая его, я сливаюсь с окружающей средой. Как полярная сова в Арктике.

– Ладно, сова. Я пошла, а то у главного врача оперативка начнется. Ты со мной?

– Вы идите, а я догоню, – сказал Белов. – Мне, извините, в туалет бы надо. Отравился вчера чем-то, всю ночь маялся, и сейчас еще не отпустило.

Распрощавшись с Беловым и пообещав зайти, Влада вышла из нейрохирургического корпуса и по дорожке, ведущей в основной многоэтажный корпус, двинулась туда, раздумывая, как ей теперь поступить. На часах было 8:40. Она вдруг подумала о том, что Радецкий сейчас в реанимации, а потом будет пить кофе. Он был «человек-график», и ей это нравилось, потому что она сама была такой же и не терпела сбоев в расписании, ибо из-за них начинался хаос, опасный для бизнеса, да и вообще для жизни.

Исходя из того, что мужчина, с которым она провела ночь, точнее, не ночь, а несколько часов, после чего была с позором изгнана из его спальни, предпочитал «плановое ведение хозяйства», было понятно, что пока он не расквитается со всеми своими оперативками и совещаниями, вряд ли поможет ей попасть в камеру хранения и достать непонятную карточку.