– Так уничтожим колесницы и всё ополчение мечом, ибо нынче Господь предал Сисару в наши руки, а после погоним остатки неверных до Харошеф-Гоима![142]
– Бабке своей расскажи про Харошеф!
Священник только-только умолк, и в последовавшей тишине эти пять слов прозвучали с пугающей четкостью. К тому же богохульство было произнесено с безмерным презрением. Все испуганно воззрились на Марка Риддела, разыскиваемого войсками по всему краю. Он, не таясь, с высокомерным видом стоял у алтаря, и те, что оказались рядом, поспешно отшатнулись от него. Он не выглядел затравленным, и хотя его знали и уважали в Вудили, сейчас он казался внушающим ужас незнакомцем. Он был в той же одежде, в какой ходил в поля и на рынок, но теперь он ничуть не напоминал рубаху-парня из «Счастливой запруды». На поясе у него висел боевой меч.
Мистер Праудфут посмотрел на наглеца сверху вниз.
– Кто тут осмеливается презирать Слово Божье? – грозно спросил он.
– Не Слово Божье, а злыдней, извращающих его. – Марк кивнул через плечо. – Я всем в этом пасторате ведом. Ношу я имя апостольское, а что до фамилии, то зовите меня хоть Керром, хоть Ридделом.
Лицо сидящего Председателя запылало.
– Это же мятежник Марк Керр. Приказываю всем законопослушным христианам схватить его и отвести в темницу.
Но никто не шелохнулся. Смуглое и насмешливое лицо, жесткий и презрительный взгляд, подтянутое тело, наделенное силой, с которой не совладать согбенным трудом крестьянам, слава колдуна – всё это и без острого меча внушало ужас.
Мистер Мёрхед встал, приподняв полы талара:
– Что ж, тогда мы с братом покидаем сей приход. Пойдемте, мистер Эбенезер.
– Ну нет, други мои, – сказал Марк, – никуда вы не уйдете. Все останутся на своих местах, покуда я сам не отпущу. – Он говорил, позвякивая ключом от кирки. – Садитесь, мистер Мёрхед. И вы садитесь, досточтимый мистер Праудфут. Вы и так болтаете без умолку каждое воскресенье, и все вам молчком внимают. Нынче за-ради разнообразия послушайте и вы.
Пасторы остались на местах, и надо отдать им должное, удержал их отнюдь не меч. Оба были людьми мужественными. Да и бесстыдный мятежник, стоящий перед ними и одним своим видом заставляющий цепенеть жителей Вудили, обладал неодолимой силой убеждения. Говорил он как человек, облеченный властью, выражался по-простому, однако голос его был бы голосом главенствующего, возвысь он его при солдатах, студентах или в суде. Оба священника, привыкшие к этим ноткам в устах церковного начальства, застыли.
Много времени спустя люди всё продолжали тайком перешептываться о том, что Марк сказал в тот день. Об этом нельзя было говорить открыто, ибо никогда стены храма Христова не слышали большего богохульства. Он заявил двум столпам церковным и собранию праведников, что все они безнадежно извратили Слово Господне; что они фарисеи, неверно толкующие букву и не обращающие внимания на дух Писания; что они глупцы, придерживающиеся иудейских обрядов, коих не понимают, и любящие еврейские имена, хотя сами их правильно произнести не могут.
– Ваша вера что детский лепет, – вещал Керр, – но он отнюдь не невинен, ибо стал причиною кровопролития по всей Шотландии. Вы переняли жажду убийства, жестокие казни и беспощадность ветхозаветных иудеев, вы живете по их образцу, так что ж не пошли дальше? Что ж не ставите жертвенников и не жжете на них дары? Тогда и кирка должна быть не такая, а надобен вам храм из гофера и ситтима[143]
, и чтоб стол с хлебами предложения, и чтоб Ковчег Завета и семисвечники, а на служителе чтоб не черная мантия, а ефод. Нельзя выбирать, чему в Писании поклоняться должно. Раз уж принялись слепо следовать ему, что ж отвергаете иные обычаи?.. Тельцы вы, кормленные на убой!.. Детятки малые, в избранный народ Израиля играющие!Тут не выдержал мистер Праудфут.
– Умолкни, богохульник! – вскричал он. – Во имя Того, кто преломляет копье, я повергну тебя.
Спускаясь с кафедры, он споткнулся о ступеньку и непременно свалился бы на Марка, если бы между ними не оказалась старая Нэнс Келло, сидящая в первом ряду, а Майрхоуп не успел схватить его за кафтан. Задыхаясь, он застыл в трех ярдах от Марка, и вновь не меч остановил его. Он просто почувствовал таинственную власть этого отступника. Перед ним был не арендатор из Кроссбаскета, но капитан Маккея, не обычный фермер с берегов Джед-Уотер, но аристократ из рода Роксбурга и офицер Монтроза.
Мистер Праудфут повернулся к своему собрату во Христе и увидел, что Председатель озадачен и не знает, как быть. Он решил напомнить ему об их главном союзнике в приходе.
– Где Чейсхоуп? – выкрикнул он. – Где Эфраим Кэрд?
Ответ пришел нежданно. Тронутый Гибби притулился в уголке и был, как отметили окружающие, непривычно тих. Он не тараторил, как обычно, а сидел, спрятав большую голову в руки, и неслышно бормотал что-то себе под нос, вращая дикими глазами. Но как только упомянули Чейсхоупа, он внезапно ожил.