Запретный мир

Мургатройд моргнул пару раз, смотря на то место где она была только что и потом взобрался на колени к Кэлхауну в полной уверенности, что его там ждут. Он удобно устроился и с минуту просидел молча, потом произнес свое обычное: «Ш-ш-и-и».

— Надеюсь, что ты прав, — сказал Кэлхаун. — Похоже, что она не с Вельда; и, судя по обстоятельствам, есть только одно место, которого она боится больше, чем Орид — это Дейр. Но я не уверен, что она боится посадке даже на Дейре.

Мургатройд был большим любителем поговорить. Ему очень нравилось делать вид, что он участвует в разговорах как человек.

— Ш-ш-и-и, Ш-ш-и-и — осуждающе произнес он.

— Конечно же — согласился Кэлхаун, — она делает это не для собственной выгоды. Чтобы она не думала по этому поводу, для нее это важнее чем ее собственная жизнь. Мургатройд…

— Ш-и-и-и? — сказал Мургатройд с вопросительной интонацией.

— На Ориде масса одичавшего скота. Я подозреваю, что там кое-кто хорошо поохотился и перебил большинство животных. Ты согласен? Не думаешь ли ты что большинство животных были истреблены в последнее время?

Мургатройд зевнул и начал моститься по-удобнее на коленях у Кэлхауна.

— Ш-ш-и-и — сказал он сонно.

Пока Кэлхаун продолжал рыться в справочниках в надежде найти нужную ему информацию, маленький зверек продолжал спать у него на коленях. Кэлхаун искал данные о тенденции изменения роста, связанными с другими факторами у bovis domesticus note 1 в одичавшем состоянии, на планетах, где отсутствовали его природные конкуренты.

Нигде в мире не было еще случая, чтобы на пригодную для колонизации планету, сначала завозили земные виды животных и растений, а потом уж делались попытки освоения ее. Вторжение земных форм жизни могло сыграть дьявольскую шутку с чужеродными экосистемами, хотя оно и могло принести, в то же время, большую прибыль человеку. Знакомые человеку микроорганизмы и стандартный набор растений всегда были спутниками человека в его вне земных поселениях. Но иногда результат такой деятельности был не обычен.

Но видимо произошло что-то из ряда вон выходящее, если несколько сотен охваченных паникой людей, набились в грузовой корабль, который и погубил их во время временного прыжка.

Вплоть до того момента, пока он не лег на запасной надувной матрас, Кэлхаун подсчитал, что нужно совсем не так уж много времени для того, чтобы на подходящей планете несколько дюжин голов скота, предоставленных самим себе, превратились в десятитысячные, и даже может быть, стотысячные стада.

Медицинский корабль летел в, казалось, совершенно твердом пространстве. Снаружи не проникали никакие звуки, никакие, даже самые мизерные сполохи света не возникали на экранах и не было никаких видимых доказательств, что вы несетесь в пространстве, с неподдающейся человеческому пониманию скоростью, а не погребены в самом сердце одной из планет.

Через двадцать четыре часа хода, девушка появилась в посту управления, странно посматривая на Кэлхауна. Мургатройд встретил ее с большим интересом. Кэлхаун приветливо кивнул ей головой и вернулся к прерванным ее появлением делам.

— Могу ли я позавтракать? — спросила она неуверенно.

— Почему бы и нет? Мы с Мургатройдом уже завтракали.

Она молча приготовила себе завтрак и так же молча съела его. Кэлхаун всем своим видом показывал, что он слишком занят и у него нет возможности возиться со своей пассажиркой, но все же, как человек вежливый он готов отвечать, когда к нему обращаются.

Примерно в полдень по корабельному времени она поинтересовалась, когда они прилетят на Орид. Кэлхаун ответил ей отрешено, как человек думающий о чем-то ином.

— Как… как вы думаете, что там произошло? Я имею ввиду эту трагедию на корабле.

— Не знаю, — сказал Кэлхаун, — но я совершенно не согласен с властями Вельда, что это было спланированное зверство голубокожих.

— А кто… кто такие голубокожие? — спросила девушка.

Кэлхаун повернулся и посмотрел на нее в упор.

— Видите ли, — сказал Кэлхаун, — по вас отлично видно, когда вы врете, а когда говорите правду. Вы отлично знаете, кто такие голубокожие.

— Но как вы думаете, что они из себя представляют? — спросила она.

— Было время, когда люди болели болезнью, которая называлась оспой, — начал объяснять Кэлхаун. — Оправившиеся от этой болезни обычно оставались на всю жизнь меченными. На их коже появлялись маленькие круглые шрамы. Одно время на Земле даже считалось, что рано или поздно все заразятся этой болезнью и большой процент заболевших погибнет.

— Перенесших это заболевание было так много, что даже когда давалось описание преступника, то никогда не упоминалось, что у него есть оспинки. Это не было особой приметой! Но если лицо его было чистое, то об этом обязательно упоминалось. — Кэлхаун сделал паузу. — Оспинки не передавались по наследству. И вот теперь, голубокожие напоминают тех людей, которые были помечены оспой. Они не могут быть другими.

— Вы думаете, они люди?

— Еще не было случая, чтобы эволюция шла вспять, — ответил Кэлхаун. — Возможно, дядей питекантропа была обезьяна, но питекантроп никогда не превращался в обезьяну.