Запруда из песка

За год работы по «Клещу» мне, чистому аналитику, удалось вычислить одного крупного засланца. Не ахти какой успех – впрочем, мое руководство считало иначе. Сам же я полагал главным своим успехом то, что мне раз за разом удавалось удерживать это самое руководство от поспешных решений, благодаря которым деятельность конторы оказалась бы парализованной. Управленческие задачи подчас сводятся к голой математике. Мне руководство не поверило бы – оно спасовало перед наскоро сляпанной мною устрашающей математической моделью. Если подозревать всех, кто может оказаться врагом, дело остановится. Никакой враг и не мечтает о таком подарке.

По чести говоря, моя работа была скучной. С точки зрения науки – почти ничего интересного. Меня поразило другое: Экипаж, оказывается, до сих пор имеет очень серьезных врагов! Не абстрактных врагов вообще, как то: лень, зависть, корыстолюбие и прочие человеческие слабости, а совершенно реальных персонифицированных врагов. Одно дело в чистой теории знать, что где-то еще существуют террористы, наркобароны, торговцы людьми и прочая недобитая сволочь, и совсем другое – убедиться в этом на практике. Потрясение оказалось довольно основательным.

А кто виноват в том, что я, как и многие, воображал, что главные бои уже позади? Кто, рисуя настоящее, не поскупился на розовую краску? Департамент информации, кто же еще! Та самая контора, где служит моя Настасья!

Может, недовольство чужих как раз и связано с дурной работой СМИ? Может, мы успокоились, начали наращивать подкожный жирок и играем на удержание счета? Это верный проигрыш.

Вообще-то пока не похоже…

– Вы все еще не отказались от вашей гипотезы? – спросил меня Магазинер на следующий день.

– С какой стати? Основания?

– Невозможность проверки.

– Кажущаяся, – отрезал я, хотя ничего нового еще не изобрел. – Тут надо подумать.

– А, ну думайте, думайте…

Как только от научников поступили данные об астероиде, каменнолицый в моем присутствии Сорокин усадил меня за их систематизацию. Рутина и скука. Анализы химические, анализы изотопные, вычисление траектории астероида в атмосфере по данным опросов населения… И без того было понятно, из какой примерно области Главного пояса чужие выудили этот астероид. Что еще мог дать нам его химсостав? Не все ли равно человеку, какой кирпич упадет на него с крыши многоэтажки – простой или силикатный?

Возражать Сорокину я, впрочем, не стал. Должен же кто-то заниматься рутиной. Она не очень мешала мне думать. А если паче чаяния в навозной куче цифр вдруг таится жемчужное зерно, то я буду первый, кто найдет его. Пусть тогда Сорокин синеет лицом от злости и таблетки глотает, имел я его в виду!

На следующий день, завершив вчерне обработку поступивших данных и не обнаружив жемчужных зерен, я все-таки взбунтовался.

– Долго еще мы тут будем изображать бурную деятельность?

– Я называю это работой, – вступился за Сорокина случившийся рядом Штейниц.

– Да плевать мне, как вы это называете! – вскипел я. – Я не с вами разговариваю, заткнитесь и пишите на меня рапорт. Я с полковником разговариваю!

Полковник взглядом дал понять, что он-то со мной не разговаривает.

В прежней жизни я зверел от такого отношения к себе, даже когда был трезв. Да и теперь не собирался изображать толстовца. Однако бить морды без веской причины в Экипаже не принято, а сбить тростью парики с Сорокина и Штейница невозможно, потому как нет на них париков, а у меня нет трости. Да-с, не те времена-с!

– Опомнитесь, лейтенант! – гневно воззвал ко мне Штейниц.

– Это вы опомнитесь! Нам поручили работу или что? Я и намерен работать!

– А мы, по-вашему, что делаем? – белея лицом, взвыл Штейниц. – Отдыхаем?

– Вы? По-моему, вы только и делаете, что поддакиваете полковнику Сорокину и бродите за ним, как собачонка. А он имитирует деятельность, потому что не знает, с какой стороны взяться за дело. Надеется, что его осенит. Спросил бы лучше у кого-нибудь!

– Да вы пьяны! Ну-ка, дыхните!

Это уж было слишком. На миг вспомнилась мне та паскудная история, когда я, рассвирепев от полученной отповеди, побил деревянным болваном для париков соседа моего садовника Штурма и всех его домочадцев и гостей числом восемь. Свирепость моя простерлась до того, что от меня спасались, с воплями выпрыгивая в окна – благо, первый этаж. Кончилось худо: явилась полиция и крепко меня помяла. Одолели шестеро одного! Ничего, кроме сплошных неприятностей, я и теперь ждать не мог, но собой уже не владел. Проклятый характер!

Хук правой повредил мне кожу на пальцах, а Штейницу – нос и губы. Коротко вякнув, майор опрокинулся. Магазинер заверещал и бурно заколыхался, Сорокин побледнел и начал оглядываться. Ох, как хотелось мне добавить еще и Сорокину, пока было время! Но я сдержался. Во-первых, на сей раз я не был пьян, а во-вторых, помнил, как на меня тогда накинулись вызванные Штурмом полицейские. Крепкие попались ребята, в окна от меня не прыгали и отличались большой настойчивостью. Кровью потом харкал.

Со стороны домиков ко мне уже бежали служивые.