Запустение

Они помогли натянуть друг дружке на плечи лямки тяжелых и не очень удобных рюкзаков и стали взбираться дальше. Кое-где на пути им попадались вздымающиеся стены и в таких случаях приходилось искать длинную обходную дорогу. По мере продвижения наверх, деревья становились все менее рослыми и все более корявыми, но травы и моха было по-прежнему навалом. Здесь стали попадаться и необычные растения с широкими ворсистыми листьями, плоды которых, похожие на колючие палицы, тянулись к солнцу, поддерживаемые снизу длинными прочными тростинками. Когда они впервые с ними столкнулись, с Геологом произошел неприятный случай. Чтобы поддержать равновесие, он взялся рукой за одну такую тростинку и в его руку тотчас впились с два десятка тонких иголочек, выпущенных «палицей». Геолог взвыл скорее от неожиданности, чем от боли.

— Погоди, — попросил он Метеоролога, присел так, чтобы не покатиться вниз и стал вытаскивать иглы. Несколько из них проткнули рукав комбинезона насквозь и воткнулись в кожу. В двух местах выступила кровь. Он не сразу ее заметил, а лишь некоторое время спустя по красно-коричневым проступившим сквозь ткань пятнам.

— Ты поосторожнее. Наверное это была защитная реакция, прокомментировал Метеоролог.

— Защищаться от меня? — расхохотался Геолог, хотя ему было вовсе не до смеха. — Я совершенно мирный человек. Я в детстве ни одной игрушки не сломал.

Он выдернул последнюю иголку и переломил ее пополам.

— Вот так тебе, — мстительно проговорил он, а затем, уже серьезно обратился к спутнику: — Вот обувь у меня совершенно не приспособлена для таких экзотических условий. В ней где-нибудь в музее прохаживаться, до уборной и обратно пройтись, а никак не по горам лазить. Мне мало того, что уже ноги натерло, а того и гляди они вообще лопнут.

— Надеюсь, все же, этого не произойдет, — сказал Метеоролог, материал как никак прочный, не в таких условиях испытывался.

— Подозреваю, Марсело, нет более весомой проверки, чем испытание в реальных условиях.

— Точнее, в нереальных.

— Согласен. В обычных условиях необычной среды.

Они продолжили свой путь к вершине. Теперь Метеоролог шел первым, а Геолог, наступая за ним почти след в след, размыщлял вслух:

— Никак не могу понять, почему мы проявляем неадекватную реакцию под влиянием этой самой необычной среды? Инженер ни с того, ни с сего кидается в реку с холодной и быстрой водой. Мы с тобой без подготовки, без ясно высказанной цели идем в горы. И это вместо того, чтобы просто выполнить намеченную работу и поскорее лететь домой отдыхать, смотреть телевизор, голосовать. Может быть в местном воздухе содержатся, условно говоря, некие флюиды, воздействующие на наше сознание, на наши поступки? В противном случае мне трудно объяснить наше нерациональное поведение. Но если эта гипотеза правдива, это означает одно — нами манипулируют без нашего ведома и нашего согласия. Это прямое нарушение международной конвенции «Согласие ради благополучия». Марсело, ты меня слушаешь? У меня не бред?

— Конечно, бред. Лучше сэкономь силы и дыхание, а то до вершины, хотя она и кажется напрямик такой близкой — еще топать и топать.

— Осторожнее! — вскричал Геолог, когда нога Метеоролога соскользнула, но тот все-таки удержал равновесие.

— Ничего, ничего, — сказал он. — Вперед!

Скоро склон выровнялся и стал более пологим.

— Давай-ка отдохнем, Марсело, — предложил Геолог, помещая свой рюкзак в удобную выемку. — Знаешь что, достань еды, только немного, по половинной порции, а я сейчас. — Он взял в руки молоточек и спустился немного вправо, где метра на четыре вверх вырастала стена скалы.

Метеоролог устало присел на землю и поболтал икрами, чтобы расслабить мышцы ног. Он понаблюдал за Геологом, как тот рассматривает скальную породу, откалывая в некоторых местах по кусочку камня. Потом перевел взгляд на небо. Небо здесь было густое и слегка туманное, словно бы подернутое салатно-серой дымкой. Книзу дымка становилась плотнее и наоборот, чем выше, тем небо становилось яснее, контрастнее и насыщеннее. И оно манило к себе, обещая свободу.

Где-то там была родина. Неожиданно Метеоролог понял, что его всегда существовавшее убеждение о том, что человек — существо космическое, свободное во всех направлениях полета — это убеждение ошибочно. Вот как раз сейчас он оказался прикованным к двумерной (да еще неудобно наклонной) поверхности земли и не в силах вырваться из этих рамок, разве что прыгнуть с обрыва вниз. А их восхождение на гору не более чем иллюзия движения вверх — они все также двумерно следуют изгибам капризной поверхности. «Хочу домой, — внезапно подумал он. Здесь не отпускает это проклятое ощущение прижатости, придавленности к земле и широкие открытые пространства сторон. Я боюсь этой манящей широты. Мы отвыкли от нее, ограниченные замкнутыми помещениями до той степени, что широта стала нам безмерно чуждой».

Геолог закончил осмотр скалы и теперь возвращался к нему, подбрасывая в ладони камешек.

— Я думаю, этой планете семь-восемь миллиардов лет навскидку, даже без исследования остаточной радиоактивности.