Заразные годы

Обращаюсь к тебе, наблюдатель, обживающий свой закуток; неземной правоты обладатель, сетератор и викизнаток, поглотитель жежешного фарша, воспитатель кавайных детей, обличитель протестного марша и других безнадежных затей! С выраженьем брезгливо-покорным утомленных компьютером глаз ты уселся, запасшись попкорном, и внимательно смотришь на нас. Словно юноша в обществе женском, я теряюсь, смущеньем томясь. По сравненью с твоим совершенством мы действительно фрики и мразь. Нас, ничтожных, ты ставишь на место: мы зарвались в пустом кураже, и от нашего, в общем, протеста толку нет и не будет уже. Если вдуматься, мы унтерменши. Мы увязли в протестной тщете, нас выходит все меньше и меньше, и выходят, конечно, не те. Ты и сам либерален отчасти (обыватель таков искони); ты не любишь российские власти, но не нас же любить, извини! Взять хотя бы меня, для примера, вообще оборзевшего, нах: журналюга, фанат эсесера, жирный юде в коротких штанах! А Немцов, неизменно настырный обладатель ужасных манер, тоже юде, хотя и не жирный, черномырдинский вице-премьер? А Собчачка, гламурная дива во главе недовольных колонн, что на Яшина смотрит блудливо и в квартире хранит миллион? А Навальный, не прячущий шашней с людоедом по кличке Госдеп? А Гудков, кагэбэшник вчерашний, что на площади, руки воздев, вопрощает: «Госдума, куда ты?!» — вместе с сыном годков тридцати… Им бы бросить Госдуме «Мандаты!» — и красиво, достойно уйти, выбирая иную дорогу от эсеровской жалкой гнильцы… Но они не борцы же, ей-богу! По лицу же видать, не борцы! А нацисты, что с геями рядом, распевая простуженный гимн, по бульварам шагают парадом, так что страшно и стыдно другим? (Ты и сам уважаешь меньшинства, как и требует офисный труд, — но ведь это же правда бесчинство! Плюс еще и про пусей орут.) А Каспаров с оскалом нечистым? Ненавидит Каспарова всяк: он ведь был недурным шахматистом, но талант его явно иссяк! Как смешно, и позорно, и жалко наблюдать этот наш миллион! Всем нужна бы хорошая палка, но жалеет гуманный ОМОН. Безобразно. Смешно. Неуместно. Жажда власти. Стремленье к деньгам. И стишки-то мои, если честно, тоже выдохлись: чистый Демьян. Уходи, оппозиция, с улиц, свой повисший флажок теребя. Все мы слили, к чему прикоснулись. Вся надежда теперь на тебя.

На тебя, презирающий путчи, не желающий взрывов и драк; на тебя, понимающий лучше, что нам следует делать и как! О твоем сногсшибательном виде все напишут, айпады схватив. Встань, любимый, на улицу выйди! Покажи нам крутой креатив! Ты ж не хочешь, чтоб пошлые дуры нам в Европу рубили окно?! Чтобы стала министром культуры оскорбившая всех Толокно? Чтоб мы заняли теплое место, оттеснивши гэбэшных бойцов, чтобы символом стали протеста жирный я и кудрявый Немцов! Чтобы против законов и правил мы расселись по лучшим местам, чтоб Гудков министерство возглавил, а Навальный диктатором стал? Чтобы правили Кашин и Яшин — наши новые Пат-Паташон; чтобы имидж, что сделался страшен, стал окрестному миру смешон?! Если сам ты не выйдешь на площадь, вместо гея, на смену скину, — нам ведь так и придется на ощупь возрождать из развалин страну. Выходи, дорогой, без опаски, а не то мы займем кабинет: эти рухнут при первой же встряске, а других, к сожалению, нет! Выходи, наш герой идеальный. Ты решишь наболевший вопрос.

А иначе — Собчак и Навальный.

Плюс и сам я возглавлю Минпрос.

Баллада Сравнений

Нежны поцелуи при свете звезд, и травка нежна весной; и девичий рот, и заячий хвост, и розовый нос свиной; нежна любовь, живущая в нас, и тексты, что мы творим; нежна клубника, и ананас, и киви, и мандарин; нежны переливы заката, святого Эльма огни, вивальдиевы стаккато — но много нежней ОНИ! Нежнее, чем пальцы взломщика, нежней, чем стихи Басё, —

НЕЖНЕЙШИЕ ЧУВСТВА ПОГРОМЩИКА! Ведь их задевает все.

Их задевает литература, их задевает карикатура, их задевает моя натура с бесстыдным моим пером! В ответ хватается арматура — и делается погром.

Безмерно тонок красотки стан и шерстка кошачьих лап, и шелк, чья родина — Индостан, и юмор «Камеди клаб», тонки античная строфика, нейлон, лавсан и кримплен, тонки ручонки дистрофика и интеллигента член, намеки письма любовного, сплетенья телебрехни, тонки остроты Верховного — но много тоньше ОНИ! Тоньше приборов меряющих, тоньше жала в осе —

ТОНЧАЙШИЕ ЧУВСТВА ВЕРУЮЩИХ! Ведь их задевают все.

Их задевают концерты в клубе, их задевает кино в Ю-Тубе, Мадонна их задевает в кубе, к оружию их зовет, — и уж совершенно они в отрубе, завидевши Винзавод.