Заразные годы

Вот замысел Крупно́ва (или Кру́пнова?) перенести столицу из Москвы: я в этом ничего не вижу трудного, хотя придется тратиться, увы. России дела нет до мненья личного, тут холодны к заслугам и годам, — но гордый статус жителя столичного я, если спросят, с радостью отдам. Мне будет больно, да. Мне будет боязно. Я б даже прослезился сгоряча: нет в жизни у меня другого бонуса, помимо положенья москвича. Заслуг негусто. Скромные желания. Быт жалок. Жизнь потрачена вотще. Короче, кроме места проживания, мне нечем тут гордиться вообще, но вопреки деньгам и мненью общества (хотя его никто не замерял), я не ропщу. Мне даже очень хочется перенести столицу за Урал. Не ради настроений сменовеховских (мол, евразийцам Азия мила), не чтобы меньше стало понаехавших (Москва их Меккой будет, как была), не ради прекращенья реновации (уже такой развился аппетит, что даже после этой операции ее теперь никто не прекратит) — нет, это все желания неважные. Но главная причина так тяжка, что огласить свои мечтанья влажные я не осмелюсь до конца стишка.

Помимо пребывания правительства, что делает столицею Москву? Она во всем давно уже провинция, нормальный третий мир, по существу; я не о ценах, нет, и не о сервисе, и не о духе милой старины, — а лишь о том, что мы ужасно сереньки и нашей прежней славе не равны, в культуре нашей нет разнообразия, морали устыдится и марал… и перенос столицы в Закавказие не менее заслужен, чем Урал. Воображаю — где-нибудь на Тереке… Но чу! — Кавказ обидится на нас. Да и столицу трамповской Америки перенести бы стоило в Техас. Мы недостойны статуса столичного, но вся Земля на данном рубеже достойна потопления обычного, что в Библии описано уже. Увы, я вдохновлен иной причиною, чтоб разлучить правительство с Москвой, и, будучи решительным мужчиною, я оглашу заветный тезис свой.

Не потому, что пробок станет менее и вечное движение замрет.

Не потому, что в Омске и Тюмени я провижу духа русского оплот.

Не потому, что Русь желает этого, к родной столице не благоволя, —

А ПОТОМУ, ЧТО НЕТ ИНОГО МЕТОДА ВСЮ ЭТУ (ВСТАВЬТЕ) ВЫГНАТЬ ИЗ КРЕМЛЯ.

Ad fera gaudia [82]

Из Марциала (кн. 11)

А между тем всему виновник — не судия, не силовик, не расхититель, не чиновник — тирана бледный черновик, — а тот, который, стоя рядом, свое справляет торжество и пышет радостью и ядом, поскольку взяли не его. Нерон стараньями своими, — я прибыл в Рим как раз тогда, — всех разделил в тогдашнем Риме на три отряда, три ряда, как это принято в клоаках: один сидел, другой сажал, а третий квакал: «Так их, так их!» — и восхищенье выражал. Определенья тирании по правилам науки, млять[83], так хорошо дают иные, что даже стыдно добавлять, но признак явного тиранства я обнаружу без труда: не сострадают, а ярятся. «Так вам и надо, господа!» При этом главная досада — отнюдь не в области идей: всем при Нероне так и надо. Кто при Нероне не злодей? Притом в итоге этих оргий, хочу отдельно подчеркнуть, сидящий вовсе не в восторге, да и сажающий — отнюдь: он знает, что грядет расплата для удалого молодца, сначала брат отмстит за брата, а после дети за отца. Но тот, кто лично ли, в печати ль орет «На кол его! На крест!» — тот главный благополучатель, ему не скоро надоест. И то, что при таком раскладе ты станешь следующим сам, — ни в Древнем Риме, ни в Элладе не помешало этим псам: к чему читать морали мертвым? Глаза мертвы, слова пусты. Сегодня я, а там посмотрим! Назавтра я, но прежде ты!