Вот и понял я случайно, слава тебе Боже, почему у вас Украйна — не Россия все же. И от вас, дивя планету, лучшие съезжают, и у вас свободы нету, а врагов сажают, понимающих лажают, дураков ласкают… Но у нас, когда сажают, то не выпускают. И у нас бы Тимошенко сделала карьеру, подольстившись хорошенько к нашему премьеру, и резвилась бы, как серна, и цвела, как вишня, — но у нас бы если села, то уже б не вышла. Если ж кто у нас и выйдет — никого не судит, потому что плохо видит и почти не ходит. Впрочем, Бог располагает, помнит дебет-кредит: русский долго запрягает, да уж как поедет! Зашумит, заколобродит — и за две недели одновременно выходят все, кто здесь сидели. Радость с гибельным оттенком, с запахом пожара — ибо вместе с их застенком рухнет вся держава, накренятся все оплоты, упразднятся боги — тут уж не свести бы счеты, унести бы ноги, ибо всех — отнюдь не тайна — ждет большая дуля.
Нет, Россия — не Украйна.
Возвращайся, Юля.
Август
Как обещало, не обманывая, и это лето сходит в Лету, и бури ожидаю заново я, но, слава богу, бури нету. Еще тепло, и щетка трав густа. В лесу сатир пугает нимфу. Всегда мы ждем беды от августа (Маяк бы похвалил за рифму). Но эти страхи я повыветрю. Не бойтесь, граждане, вылазьте! Нас обступили по периметру от нас сбежавшие напасти. В Европе — вал погромов форменных, мигранты бесятся с обжорства, везде — паденье рынков фондовых: Насдак упал на Доу Джонса. А вспомни, что творится в Сирии! Везде бесчинствует военка, и только мы сидим красивые и выбираем Матвиенко.
Чужие страсти русским похрену. Страна тиха не по сезону, все в полусне, и только Прохоров войти мечтает в еврозону. Европе впрыскивают камфору, а мы ликуем, мы газуем! Читатель ждет уж рифму «амфору». Читатель, как ты предсказуем!
Как обещала, не обманывая, пришла стабильность. Кризис прожит. Страна банановая, нановая, уже и рушиться не может. Умолкли все, о нас жалевшие, волнуясь об иных державах, и лишь составы проржавевшие порой слетают с рельсов ржавых.
Как глаз устал от этой рухляди, познавши все ее оттенки! Я не хочу, чтоб нечто рухнуло, но чтобы двигалось — хотел бы. А помнишь, как бывало ранее? Годами нет конца раздраю.
Живут Америка, Германия, и только мы как я не знаю. Все августы грозили путчами, а то пожар дивил планету… Зато теперь мы стали лучшими, поскольку нас, по сути, нету.
А как ругались, как мы крысились, как кости собственные грызли! Теперь кругом чужие кризисы, но кризис — это признак жизни. Мы стали пустошью великою, где правит мелочность и злоба. Боишься ты, что я накликаю?
Не бэ, читатель. Я не Глоба.
Спутниковое
Он был мощнее всех в Европе, в нем было связи до фуя — и вот космические топи его сглотнули, не жуя! Заметьте, мы не так богаты — швырять рубли на баловство. Его нашли как будто Штаты, но оказалось — не его. Среди небес дождливосмутных, чертя привычный их пейзаж, летал другой какой-то спутник — и не крупнейший, и не наш. Как это, в сущности, жестоко! Но в этом логика видна, что наша Русь, по слову Блока, «всегда без спутников, одна». Насмешки циников прожженных все беспардонней, все грязней… Мы — тот несчастный медвежонок, что все искал себе друзей — придите, типа, меду выдам, я весь культурный, я в штанах! — но так пугал их внешним видом, что все кричали: нах-нах-нах. Когда-то было время, братцы, до всяких этих перемен, — имел он спутников пятнадцать, потом четырнадцать имел, и мы неслись, антенны пуча, в холодной, пасмурной нощи — но разлетелись после путча, и всё. Ищи теперь свищи. Ушли в невидимые выси, о прежней дружбе не стоня. Где Киев, Таллин, где Тбилиси, где, извините, Астана? И как мы их пустили сдуру в суровый, непонятный мир? Один наш друг — атолл Науру да броненосный Ким Чен Ир и тот глядит на нас со смехом, коммунистическая знать… Я слышал, он опять приехал. Мощнейший спутник, что сказать. Финал могучего проекта: медведь досчитывает медь. Теперь нас любят только те, кто хотят остатки поиметь. С друзьями, впрочем, очень туго не сотый, не двухсотый год: имелись два любимых друга — своя же армия и флот, они исправно помогали, но нынче, Родина, глазей: ты, может, справишься с врагами, но берегись таких друзей.
Когда посмотришь трезвым глазом на этот дружный легион… Теперь мы дружим только с газом, но погоди — уйдет и он.