Читаем Заразные годы полностью

Средь звезд, навеки неприступных, в далеком, млечном их дыму, когда представишь этот спутник — как хорошо сейчас ему! Как он летит в свободном небе, неуловим, неутомим… Страна моя! Не лучший жребий — быть вечным спутником твоим. Вот он летает в темпе вальса среди других небесных тел. Как счастлив тот, кто оторвался — но ни к кому не прилетел! Ату, голубчики, ловите. Твой спутник в бездне голубой летает по своей орбите — вокруг тебя, но не с тобой, из всех твоих реестров выбыл, нигде не числится строкой… Ей-богу, это лучший выбор. В конце концов, я сам такой. Не помню, что со мною стало, — должно быть, сделалось само: хоть я из твоего металла, на мне стоит твое клеймо, на мне печать твоих Евразий, твоих полковников и Ко, но между нами нету связи.

И я лечу. И мне легко.

А ты загадочно блистаешь, в своей песочнице резвясь.

Когда ты вновь собою станешь, я первый вылечу на связь.

Безвыборное

Расстроился мой ум, смутился дух, в душе творятся всякие бесчинства: я разучился выбирать из двух (из многих-то я раньше разучился). Страдаю, говорят, не я один, но остальные мучаются немо. Вот тут Волошин, мудрый господин, сказал, что есть проблема у тандема: хоть выборы нацелились в упор и драм в стране — не разгрести лопатой, а эти двое медлят до сих пор, не в силах сделать выбор небогатый. И сам я понимаю не совсем, рассматривая вызревшие фиги, — что за различье между П. и М.? Но ищем, раз уж нет другой интриги. Вон Юргенс до сих пор являет прыть: в который раз он данные итожит, твердя, что М — большое Можетбыть, а П есть полный П без всяких «может»; и я стоял бы на его тропе, когда б не верил, вслед единороссам, что лучше уж беспримесное П, чем тот же П, нависший под вопросом. Боюсь, что вся предвыборная рать, не видя мотивации и смысла, настолько разучилась выбирать, что вся страна в коллодии зависла. Господствует бессмысленная лесть, веселья в ней — как в мертвенном оскале… Тут Прохоров решился было влезть — так и его немедля обыскали, без повода, но в назиданье всем: не рыпайтесь, ребята, не беситесь! Хоть он, по сути, — те же П и М: в его инициалах явлен синтез.

Вся жизнь моя зашла в тупик срамной, она проходит в вечных разнобоях. Два яблока лежат передо мной: с которого начать? Не ем обоих. Измучился загадкой, спал с лица. Из двух — никак. А если бы из кучи?! Варю себе на завтрак два яйца — и не могу смекнуть, какое круче; чтоб избежать навязанных дилемм и не казаться понятым превратно, варю их три и Прохорова ем, а остальные два кладу обратно.

Допустим, на работу я иду, с утра в душе апатия и снулость — зане проблема эта, на беду, теперь физиологии коснулась: чтоб нарезать привычные круги, из дома надо выйти, вот дилемма! — но не могу понять, с какой ноги. Опасно справа, неприлично слева. Держу тревожно руки на весу, надеясь внять разумному совету — какой рукой поковырять в носу? (У нас теперь другой работы нету.) Чтоб осадить поднявшуюся муть, потребен мне кремлевский агитатор… Каким глазком девице подмигнуть — и то не знаю: tertium non datur. Что мозга полушарье, что рука — я беспрерывным выбором издерган, и как приятно все же, что пока есть у меня непарный важный орган! Раздвоены и зад, и голова, — лишь этому чужда моя хвороба. А будь их у меня хотя бы два — без дела бы, боюсь, болтались оба.

Какое это счастье, господа, что можно им гордиться, как державой, и властно двигать им туда-сюда…

Туда?

Или сюда?!

О, боже правый.

Ящичное

На следующий за медведевским президентский срок решил баллотироваться Владимир Путин.

Что прежний лидер к нам вернется скоро — не новость. Если новость, то мелка. А новость то, что Юргенс — шеф ИНСОРа — теперь мне должен ящик коньяка. Тому назад два года с половиной он мне давал большое интервью и там с улыбкой хитрой и невинной доказывал позицию свою: медвед не вечно будет чистоплюем, безмолвен и с хозяином един; повестка есть, харизму нарисуем, поддержка есть, концепцию дадим… Стабильность в прошлом. Брошен новый вызов. Старшой его провалит, запоров, поскольку он в плену у жополизов, душителей, а в сущности — воров. Он стал на время символом единства — иначе не сплотилось большинство б… — он для начальной стадии годился, достаточно, спасибо, хватит, стоп. Сегодня переписываю это, вдыхая тот задор, как анашу, — и странно: вот же, выписка, газета, — а выглядит, как будто доношу. Я выхожу суров и неподкупен, поскольку в том же самом интервью ответил: Игорь Юрьич, будет Путин. Ей-богу, будет Путин, зуб даю. Он истинный царек, к нему привыкли, фигурка у преемника мелка, команды нет… И мы тогда — а фиг ли? — поспорили на ящик коньяка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Стихи. Басни
Стихи. Басни

Драматург Николай Робертович Эрдман известен как автор двух пьес: «Мандат» и «Самоубийца». Первая — принесла начинающему автору сенсационный успех и оглушительную популярность, вторая — запрещена советской цензурой. Только в 1990 году Ю.Любимов поставил «Самоубийцу» в Театре на Таганке. Острая сатира и драматический пафос произведений Н.Р.Эрдмана произвели настоящую революцию в российской драматургии 20-30-х гг. прошлого века, но не спасли автора от сталинских репрессий. Абсурд советской действительности, бюрократическая глупость, убогость мещанского быта и полное пренебрежение к человеческой личности — темы сатирических комедий Н.Эрдмана вполне актуальны и для современной России.Помимо пьес, в сборник вошли стихотворения Эрдмана-имажиниста, его басни, интермедии, а также искренняя и трогательная переписка с известной русской актрисой А.Степановой.

Владимир Захарович Масс , Николай Робертович Эрдман

Поэзия / Юмористические стихи, басни / Юмор / Юмористические стихи / Стихи и поэзия