Заре навстречу

— И родителей моих не выпустят. А у мамы моей очень слабое здоровье — она не выдержит издевательств. Как же я смогу жить дальше, зная, что вместо меня погибла моя мама?.. К тому же в тюрьме мои ученики, и Майя… Я воспитывала их, мы духовно связаны, и мы должны быть вместе до самого конца. И, пожалуйста, не отговаривайте меня, Анна Васильевна. Я уже всё твёрдо решила. Соберите, пожалуйста, передачу для Майи — я ей отнесу.

И Анна Васильевна не стала отговаривать Шуру, но быстро собрала в узелок покушать, и отдала ей.

Шура Дубровина отправилась в тюрьму, а мама Майи Пегливановой осталась стоять на крыльце. Слёзы застилали глаза Анны Васильевны, и она почти ничего не видела, да и нечего было видеть. Маленький январский день прошёл, и сгущались, давя землю, сумерки.

* * *

Мария Петровна Петрова лишилась в сентябре своего мужа Владимира. Сначала не хотела верить; а потом всё же приняла в себя эту страшную, мученическую кончину. И вспоминала его как мученика, — теперь казалось ей, что Володя всегда предчувствовал, что уготованы ему и муки, и страшная казнь — живым быть закопанным в землю…

Но оставались у Марии Петровны дети: дочь Наташа, и сын Витя. А как волновалась за них во все эти месяцы оккупации Мария Петровна, как берегла! Но сына, Витеньку, не уберегла — арестовали его в тёмный, январский день полицаи.

И всё это весьма похоже было на то, что было в августе, при аресте Владимира. Тогда играл на гитаре проникновенно, так что и слёзы из глаз лились супруг, теперь с такой же духовностью играл её сын. Мать и дочь Наташа сидели и слушали эту игру, не чувствуя не времени, ни пространства. А за окнами, в чернеющих леденистых сумерках выл ветер; оттуда, из глубин этого обжигающе-морозного пространства приближались посланцы смерти, и вот уже застучали в дверь, и заполнили своими грубыми голосами горницу.

Мария Петровна заголосила было, но сын посмотрел на неё так ласково, будто бы колыбельную спел, и успокоилась Мария Петровна, не голосила боле; понимала: свершается то, что должно свершиться.

Вите Петрову связали руки, и на крепкой верёвке повели рядом лошадью, на которой сидел дюжий полицай.

— Куда ж вы его? — спросила Мария Петровна.

— В Краснодон! — гаркнул по старой привычке полицай (вообще-то, им было указано называть Краснодон старым именем — Сорокино).

А до города Краснодона от посёлка Краснодон было более десяти километров по прямой…

В ту ночь Мария Петровна почти не плакала, но и не спала она совершенно. Страшным пламенем сияли её очи.

Вот, судя по часам, наступило утро. Но на улице по-прежнему было очень темно, и всё выл этот заунывный ветер, и всё неслась по скованному льдом снеговому пласту позёмка.

Мария Петровна приготовила завтрак, завернула его в узелок, и собралась уже выходить, как к ней бросилась Наташа. Девушка плакала, и спрашивала:

— Куда же вы, маменька, в такой час собрались?

И Мария Петровна отвечала ей:

— Иду к сыночку своему, Витеньке, в Краснодон. Покушать ему отнесу…

— Мама, дорога очень тяжёлая! Я с тобой пойду! — воскликнула Наташа.

— Нет, доченька. Ты дома оставайся, сил побереги, потому как завтра у меня сил уже не будет, а пойдёшь вместо меня ты. Ну а вернусь я поздно.

И Мария Петровна вышла из дому.

И вот он путь до Краснодона. Метель совсем дорогу занесла, и никто по ней, кроме Мария Петровны, не шёл. Немцы отступали по другим дорогам, а этот путь никому был не нужен.

Видела Мария Петровна бескрайнее, заснеженное поле, на котором цвета изменялись от светло-серого, до тёмно-серого оттенков, а в небесах с тяжёлым и величественным гулом, на огромной многокилометровой протяжности двигалась страна снеговых туч. Навстречу Марии Петровне неслась позёмка, иногда, стремительно вращающимися вихрями окружала её…

И где теперь в этом мире, который казался уже навеки мёртвым, был Большой Суходол, где Краснодон? Куда идти, когда со всех сторон это поле?.. Но вот впереди торчит из снега, дрожа голыми чёрными ветвями куст, и казалось Марии Петровне, что узнаёт она этот куст — видела его, когда раньше ходила в Краснодон. Стало быть, она на верном пути.

Но как же тяжело продираться сквозь снежные заносы! Ноги вязнут, и снег подбирается к ногам, жжёт ступни; ноги устали, тяжело ими двигать, а путь ещё долгий-долгий. Воет ветер ледяной, шепчет: «…приляг, отдохни, а я тебя укрою тёплым снежным покрывалом, и будешь ты спать долго-долго, сладким будет твой сон, и никто тебя не разбудит, никто не найдёт…»

— Сыночек, — шепнула растрескавшимися, ссохшимися от сильного холода губами Мария Петровна, и продолжила свой путь.

Вон он — следующий кустик, на холме виднеется, до него бы дойти. А вон и террикон виден: далеко-далеко до него, ни один час пути по этому снежному бездорожью, но это ведь уже Краснодонский террикон…

Дошла Мария Петровна до тюрьмы, и отдала дежурному полицаю передачу для сына. А потом пошла назад, в Большой Суходол, и этот путь был таким же тяжёлым, — снег уже занёс её утренние следы.