Зарево зорь

Я был в лесу. Деревья не дрожали.
Они застыли в ясной тишине.
Как будто в мире не было печали.
Как будто пытку не судили мне.

Кто присудил? Не так же ль я безгласен,
Как этот мир ветвей, вершин, стволов?
Не так же ль мир мечты воздушно ясен,
Моей мечты и тиховейных снов?

Но вот, когда деревья, тесным кругом,
Друг другу дышат, и сплетясь растут,
Я должен быть врагом иль скудным другом,
Душой быть там, когда прикован тут.

Раздельность дней. Безбрежность разлученья.
Прощай. Прощай. Чуть встретился, прощай.
Идти путём глубокого мученья,
И лишь на миг входить, чрез зиму, в май.

Я падаю. Встаю. Иду. Теряюсь.
Молю тебя: ты, кто-нибудь, услышь.
Схожу с ума. В бездонном изменяюсь.
Но лес молчит. Молчит. Какая тишь!

Всё ближе

Всё ближе, и ближе к заветному краю, ещё, и ещё, и совсем.
Иду ли я к бездне, иль к светлому раю, – не знаю, и слеп я, и нем.
И если б я видел, – пойду необманно, чтоб только, до края дойти.
И если бы мог вопрошать, – не спросил бы других о последнем пути.
Я буду ли вечно глядеть на повторность – всего – в кругозданных зрачках?
Я буду ли вечно вникать в неземное – в земных и людских голосах?
Иду, и уж ноги скользят, – и секунды звенят о черту острия.
Как радостно быть без конца одиноким, и ведать, что Вечность – моя.

Колосья

Качаются, качаются
Колосья пожелтелые.
Встречаются, венчаются
В мечты минутно смелые.

Целуются, целуются
Воздушностью касания.
В мгновении милуются
Предсмертные лобзания.

Ущерб

Шумели и шушукались
Сосны шуршащей сучья.
А рыбы убаюкались,
Уснула жадность щучья,
Наевшися плотиц,
Среди речных станиц.

Настали дни осенние,
В лугах одни отавы,
Всё пленнее и пленнее
Объеденные травы.
Воздушный клин вдали, –
Исчезли журавли.

И воют оголтелые,
В ночи, сычи и совы.
И заморозки белые
Плетут полям покровы.
И в небе жёлтый серп
Свёл в цельность весь ущерб.

Зима («Ветры зиму строят на высотах…»)

Ветры зиму строят на высотах.
В бледном, в серебристом, в позолотах.
Много рассыпают белых роз.
Звонкий укрепляется мороз.

Горы увенчали в снеговое.
Белым озарили голубое.
Скованность скрепили как закон.
Белой смерти дали вышний трон.

Северное сияние