Зарево зорь

Сквозь тонкие сосновые стволы
Парча недогоревшего заката.
Среди морей вечерней полумглы
Нагретая смолистость аромата.

И море вод, текучий Океан,
Без устали шумит, взращая дюны.
О, сколько дней! О, сколько стёртых стран!
Звучите, несмолкающие струны!

Шорохи

Шорох стеблей, еле слышно шуршащих,
Чёткое в чащах чириканье птиц,
Сказка о девах, в заклятии спящих,
Шелест седых обветшавших страниц.
Лепет криницы в лесистом просторе,
Сонные воды бесшумных озёр,
Взоры и взоры, в немом разговоре, –
Чей это, чей это, чей это хор?

Не узнаешь,
Не поймёшь,
Это волны,
Или рожь.
Это лес,
Или камыш,
Иль с небес
Струится тишь.
Или кто-то
Точит нож.
Не узнаешь,
Не поймёшь.
Видны взоры,
Взор во взор,
Слышно споры,
Разговор.
Слышны вздохи,
Да и нет,
В сером мохе
Алый цвет.
Тает. Таешь?
Что ж ты? Что ж?
Не узнаешь,
Не поймёшь.

Из-за белого забора

Из-за белого забора
Злых зубов,
В перекличке разговора
Двух вскипающих врагов,
Из великого ума,
Где венчались свет и тьма,
Изо рта, который пил
Влагу вещей бездны сил,
Из целованного рта,
Где дышала красота,
Из-за белого забора
Злых смеявшихся зубов,
Я услышал хохот хора,
Быстрых маленьких врагов,
Это были стаи вспышек,
Это были сотни стрел,
Я молчал, но вот – излишек,
Не сдержался, полетел,
На бесчисленность укора
Выслал рой язвящих слов,
В джигитовке разговора,
В степи вольной от оков.

Лес видит

Лес видит, поле слышит,
В пути пройдённом – след,
Словами ветер дышит,
Успокоенья нет.

  В лесу сошлися двое,
  И взор глядел во взор,
  А Небо голубое
  Глядело в тайный спор.

И лес глядел ветвями,
Стволами, и листвой,
И слушал, а полями
Шёл ветер круговой.

  В лесу был пир цветенья,
  Вся алость красоты,
  И стали чрез мгновенье
  Ещё алей цветы.

И лес шуршал ветвями,
И говорил листвой,
И видел, а полями
Шёл ветер круговой.

  В лесу сошлися двое,
  А вышел только я,
  Свершилось роковое,
  Кровавится струя.

Лес видел, в поле пенье,
Не смыть водой всех рек,
Свершивший убиенье
Есть проклятый вовек.

Проклятие

Я на тебя нашлю проклятья. Их пять. Следят и мстят.
Туман, пожар, горячий ветер, ночная тьма, и яд.
Иззябнешь, вспыхнешь, распалишься, чрезмерно вкусишь мглы,
И будешь чёрным-чёрным у́глем в цепях седой золы.
Из угля станешь бриллиантом и будешь на руке,
И будешь замкнут в мёртвом блеске, живой, в немой тоске.
И будешь властным талисманом, чтоб возбудить любовь,
В другом к твоей – к твоей, с которой не будешь счастлив вновь.
И весь отравлен тусклой страстью, ты замутишь свой свет,
И та рука швырнёт свой перстень, сказавши: «Больше нет».

От волчца