Зарево

— Считаешь, я хвастаю? Плохо работаю? Прошлый месяц двадцать рублей заработал, не всякий слесарь так заработает…

— Большие деньги, — сказал Жамбот. — Мне семь рублей платят.

— Маловато. Да ты ведь домой посылаешь.

— Откуда ты знаешь? — удивился Жамбот.

— Я все знаю, — важно ответил Коля. — Я факир. Ты в цирке не бывал? Нет? Э-э-эх, брат, ничего ты еще хорошего не знаешь! — И, взглянув на Жамбота, он захохотал. — Да я тебя на почте видел. Я сам деньги посылаю в деревню, сестре. А зачем ты к нам сюда приехал? Деньги заработать?

— Я не приехал, а приплыл, — важно сказал Жамбот.

— Как это в Москву приплыть можно? — с удивлением переспросил Коля.

— Старая дорога. С Баку по морю — будет Астрахань, потом вверх — будет Нижний…

— Понятно. А потом по Оке и по Москве. Это мы в школе учили: Волжский бассейн. Здорово. Зачем же ты все-таки так далеко от родины уехал? У вас там горы, «дробясь о мрачные скалы, шумят и пенятся валы, и надо мной кричат орлы и ропщет бор…» Хорошо, вольно!

Жамбот промолчал. Рассказывать о князьях Дудовых, о восстании, о старых цепях? Но кто его знает, этого мальчишку? И Жамбот сказал:

— Дома заскучал. Поеду, думаю, к русским, буду помогать им завод строить, снаряды делать, немцев бить.

Коля искоса поглядел на Жамбота.

— Это ты что, сам придумал или научил тебя кто?

— Зачем научил, сам придумал, — смеясь, говорил Жамбот.

Паренек, видно, хотел что-то возразить, но потом раздумал и только сказал:

— Неправильная эта война.

— А бывает правильная? — спросил Жамбот шутливо.

— Бывает, — ответил мальчик. — Вот буры против англичан землю свою защищали, песня такая есть про Трансвааль. Или Гарибальди — против австрияков…

Так сдружились они. Проходило несколько дней, и снова после работы, в часы заката, встречались друзья на куче железа.

Много чего повидал Жамбот и с охотой рассказывал, когда находил благодарного слушателя.

— Вокруг Черного моря? Подумай-ка… А я только и знаю нашу Перепеловку да здешнее место — Огородники. В Москве второй год, а что она такое — Москва, времени все нет посмотреть…

Коля, вдруг толкнув Жамбота плечом, сказал:

— Погляди-ка!..

На широкий двор, по которому все время сновали люди с тачками и проезжали подводы, вбежал синий вороненый, сверкающий автомобиль. Шофер выскочил и открыл дверцу автомобиля. Толстый человек в черном котелке и пальто вылез оттуда и встал, оглядываясь… Из двери заводоуправления торопливо, направляясь к нему, шел младший Торнер в своей короткой клетчатой куртке с пушистым меховым воротником.

— Еще какой-то буржуй приехал, — сказал Коля.

— Важный господин, — проговорил Жамбот.

Как бы удивились они оба, если бы знали, что в цепи тех событий, которые обусловили их встречу друг с другом здесь, на дворе старого завода, одним из самых важных звеньев была неистовая жажда обогащения, владевшая этим человеком и пригнавшая его сюда, так же как несколько лет назад пригнала в горы Веселоречья!

3

Рувим Абрамович Гинцбург, появившийся в этот солнечный весенний день на дворе завода Торнера, был в продолжение нескольких десятков лет частным поверенным фирмы «Торнер и сыновья». Еще тогда, когда Рувим Абрамович, по окончании университета, стажировал у старого опытного адвоката, он по поручению своего принципала не без трепета входил в полутемный кабинет старика Торнера. Когда, женившись на единственной дочери своего принципала, Гинцбург после смерти тестя унаследовал его контору, он сохранил в непосредственном своем ведении юридическое представительство старой фирмы, хотя среди многообразных дел, которыми занимался Рувим Абрамович, дела, связанные с фирмой «Торнер и сыновья», занимали место едва ли не самое ничтожное. Для Рувима Абрамовича связь с Торнерами издавна была лишь подспорьем в его финансово-спекулятивной деятельности: ведь старший из братьев, Яков Торнер, московский домовладелец и русский подданный (хотя и англиканского вероисповедания), был директором московского отделения того мирового банка, негласным руководителем которого в России был господин ван Андрихем.

Но с начала войны Гинцбург вынужден был уделять все больше внимания делам фирмы, а потом и заинтересовался этими делами по существу. В торнеровской семье, обычно дружной, возник в это время раздор, и Гинцбург почувствовал, что на этом раздоре он сможет нажиться.

Окончив весной 1914 года Технологический институт, Аллан Георгиевич принял общее руководство делами фирмы, так как старший Торнер, Яков Георгиевич, летом 1914 года заболел и на продолжительное время уехал на курорт. Иван Георгиевич застрял в Англии, а Георгий Георгиевич был старшим инженером завода и давно в общее руководство фирмой не вмешивался. Впрочем, старшие братья утверждали, что младшие между собой с самого начала сговорились действовать сообща. Да и трудно представить, чтобы Аллан мог задуманные им нововведения проводить без ведома и даже прямого содействия Георгия, который целые дни находился на заводе.