Зарево

«Еще хорошо кончилось, — думал он, вздыхая полной грудью, выходя на пустынную дорогу и направляясь в сторону тусклых огней Арабыни. — Да, все это какой-то бред, и какое мне дело до этой Нафисат, и до ее Науруза, и до всех этих живущих в горах непонятных мне людей! Я приехал сюда по делу, закупил лошадей, получу благодарность от начальства, да и малую толику себе положу в карман», — так подбодрял он себя.

Но зыбким, смутным сном все же казались ему его дела и намерения, и все вспоминалась ночная перекличка голосов — настоящая жизнь с ее страданиями и муками, с радостями и надеждами.

4

На следующий день после встречи с Джафаром Асад пошел к Василию и рассказал ему о споре, возникшем за домашним столом у Дудовых. Василий с интересом слушал его и хотя и не показывал виду, но был очень доволен. То, что, споря с Джафаром, Асад выказал некоторую самостоятельность и, как мог, выразил партийную точку зрения, которую ему все старался привить Василий, обрадовало его. Но для Асада Джафар был все же явлением новым. До этого он знал, что существуют большевики, которые борются за революционный выход из империалистической войны, и меньшевики-оборонцы, с начала войны перешедшие на сторону буржуазии, толкающие пролетариев на братоубийственную бойню, «социал-шовинисты» — называл их Василий. В Джафаре ни шовинизма, ни даже обыкновенного, присущего человеку патриотизма не было. Он говорил о том, что России суждено погибнуть в этой войне, совершенно спокойно, даже не без удовлетворения. Выслушав Асада, Василий усмехнулся и сказал:

— А мы сейчас разберемся. Ленин прямо говорит о превращении войны империалистической в войну гражданскую. Нельзя позволить, чтобы буржуазия безнаказанно прекратила войну, чтобы, пролив потоки крови из-за своих корыстных интересов, грабители переделили рынки впредь до новой войны. Поражение царского правительства — самое выгодное условие для свержения его, для установления революционных порядков. Так мыслит Ленин, великий революционер. Ну, а твой Джафар с покорной подлостью склонил голову перед хищническим переделом мира в результате войны. Выходит, что Россия для него — объект дележа. А прикрыта эта подлость левыми фразами. Что сказать о подобных Джафару хитрецах? Они хотят в рабочем движении играть роль центра, упрекают меньшевиков за соглашательство, порицают Ленина за резкость и, изображая из себя среднюю позицию, важно усаживаются между двумя стульями. Но так как большевики этой позиции не терпят и даже части своего стула им не предоставляют, эти типы шлепаются об пол. В них просыпается меньшевизм, они накидываются на большевиков, называют их раскольниками и поносят, как могут. В их брани всегда ненависть и страшная зависть. Ленин все силы своей великой души отдал делу революции, а им хочется, чтобы их почитали, как Ленина, но душонки у них мелкие и мысли трусливые.

Василий говорил, высоко лежа на подушках и подложив под голову свои исхудалые руки, а Асад сидел у него в ногах на табурете и порою поправлял очки, чтобы лучше видеть лицо друга. Он впитывал в себя каждое слово Загоскина…

Однажды летом Надежда Петровна вернулась с базара в сопровождении того солдата, Сергея Комлева, с которым она познакомилась в вагоне. Комлев помог ей донести корзину с продуктами до дому и принял приглашение отобедать. С тех пор он зачастил к Загоскиным. Асад часто присутствовал при его разговорах с Василием. Речь шла все о том же: о войне и как покончить с ней. Комлев говорил, что «каждому, кому дорога жизнь, нужно с фронта бежать», а Василий отвечал:

— Чем же ты тогда отличаешься от купеческих сынков, которые за взятки устраиваются в тылу? — и опять настойчиво развивал знакомые Асаду мысли о революционном выходе из войны, о превращении ее в войну гражданскую.

Комлев выслушивал его внимательно, но нельзя было понять, соглашался он или нет. К Василию относился он с уважением и называл его — Василий Романович, хотя был значительно старше Василия.

Однажды Асад слышал, как Сергей Комлев говорил Надежде Петровне:

— Я на войне со студентами разговаривал. Да и офицеры наши, артиллеристы, — ничего не скажешь, народ ученый. Но против вашего сына все они — что кутята слепые. И не в том, оказывается, сила, что учен, а в том, что умен. То-то вы тогда, в поезде, о людях таких сказали, что вы их знаете! Как же не знаете: у вас и муж и сын из таких людей, — грустно говорил Комлев.

— Эта дорога перед всеми открыта, — ласково ответила Надежда Петровна.

— Не скажите, тут дело все же в уме. Ваш сын всю Россию, весь земной шар умом своим охватывает, а мне бы слабые свои делишки охватить — и то ладно.