В работах 1935–1940 годов Тимофеев-Ресовский предпринял ревизию вопроса о частоте мутаций (у дрозофилы) на 1000
По оценке Тимофеева-Ресовского 1940 года, доза 1000
В статье 1962 года о влиянии ионизирующих излучений на популяции человека (первый вариант написан около 1950 г.) Тимофеев-Ресовский высказал соображения в пользу новой ревизии мутабильности у дрозофилы (и подчеркнул более высокую мутабильность у млекопитающих и особенно у человека), из которых следовало, что «доза в 15 рентген на 1 % вызванных мутаций должна во всяком случае считаться верхним пределом, и у человека 1 % мутаций вызывается, по-видимому, уже значительно меньшей дозой». Он продолжал: «Конечно, даже довольно значительные дозы ионизирующих излучений, порядка до сотни рентген, полученные за репродуктивный период отдельными немногими индивидуумами, не играют особенно большой роли с общепопуляционной точки зрения, хотя и их, конечно, надо по возможности избегать. Но легко высчитать, что для получения целой большой популяцией за репродуктивный период дозы порядка тех же 100 рентген достаточно постоянного повышения общего фона ионизирующих излучений на большой территории до в настоящее время законно допустимой толерантной дозы в 0,05 рентген за сутки (конечно, в том случае, если речь идет о глубинной эффективной дозе. Т. е. о γ– или очень жестком β-излучении)» [465] .
Сдвиг оценок мутабильности, вызываемой ионизирующими излучениями, сделанных Тимофеевым-Ресовским в течение 30 лет, привел его в конечном итоге к заключению о том, что толерантных доз, по существу, не существует!
Отдаленные генетические эффекты неизбежно возникают (на популяционном уровне) и при таких дозах, которые считаются толерантными в физиологическом отношении. Отсюда следует требование запрета испытаний ядерного и термоядерного оружия в воздухе, на земле и в воде.
И. А. Рапопорт в юности посещал авиаклуб и собирался оставить биологию ради авиации. Но встреча с Н. К. Кольцовым заставила сделать выбор в пользу генетики. Он занялся химическим мутагенезом, прошел Великую Отечественную войну и вернулся к научной работе. Убежденный комсомолец, затем коммунист, он был среди немногих биологов, выступивших на сессии ВАСХНИЛ в августе 1948 г. против идей Лысенко – Презента, и единственным, кто не отказался от критики при сообщении, что ЦК партии одобрил доклад Лысенко. Вскоре у него был отобран партбилет, и он смог найти работу только в геологической экспедиции. На вручении Нобелевской премии в Стокгольме Н. Н. Семенов узнал о замечательном ученом, разыскал его и организовал для его работ отдел в своем Институте химической физики. Рапопорт создал и изучил большое число супермутагенов, позволивших получить около 400 сортов хозяйственно ценных растений, и разработал теорию «Микрогенетики», основу получения супермутагенов, до сих пор никем не понятую. Рапопорт вместе с Шарлоттой Ауэрбах был выдвинут на Нобелевскую премию за работы по химическому мутагенезу. Тогда премия вручалась с разрешения советского правительства, и начальство – зав. кадрами, зам. директора, зав. Отделом науки ЦК – требовало, чтобы он взял назад партбилет. Но новая программа партии включала пункт о поддержке мичуринской биологи (читай: лысенковщины). Взять партбилет Рапопорту было бы неприлично, и он отвергал все требования. Однако позже он был избран членкором АН СССР и удостоен Ленинской премии. Для нашей темы важно, что И. А. Рапопорт сформулировал представление о генетической угрозе человечеству от химических загрязнений биосферы.
В 1972 г. группа по изучению ресурсной геополитики Римского клуба выпустила доклад «Пределы роста» [466] , рисовавший апокалиптическую картину истощения ресурсов и загрязнения нашей планеты в случае сохранения тенденций развития. Почти одновременно появился очерк Тимофеева-Ресовского «Биосфера и человечество» [467] , написанный по заказу ЮНЕСКО в связи с озабоченностью демографическим взрывом середины 1960-х годов. Он опирался на лекции Тимофеева-Ресовского, читавшиеся везде после его освобождения, и публика тогда не видела смысла в его теме, связанной с глобальными процессами (лишь Римский клуб помог этот смысл найти). Очерк был впервые напечатан в 1968 г. и многократно повторялся и в печати, и в виде докладов (но не в «Курьере ЮНЕСКО», который его и заказал: в этом отказала советская сторона). Ставший, так сказать, естественно-научным партнером этого технократического по характеру отчета, очерк «Биосфера и человечество» указывал, в отличие от него, способы выхода из критической ситуации.