Заря над бездной

Корабль-коцебу вошел в осьминожью плоть почти до самой кормы. Ктулху, еще не успевший срастить распахавшую лицо рану, качнулся вперед, и к небесам поднялся воющий рев. Боль была серьезная даже для него. Напоенный магией, вытесанный из чудесного древа фаархи, великолепный флагман вонзился в чудовище, точно адамантиевый нож.

Будь он адамантовым, Ктулху скорее всего бы погиб. Но ни у кого в мире не хватило бы адаманта, чтобы оковать целый корабль. Так что бог-демон остался жив, хотя и страшно взбешен.

Обливаясь кровью и слизью, зеленый колосс резко развернулся и схватился за голову. На несколько секунд он забыл о лоде Гвэйдеоне. Забыл о своем основном противнике.

И это стало его ошибкой.

Лод Гвэйдеон расправил плечи и хрустнул шеей. Белый Меч в его руках тихо загудел. Паладин поднял его, рассекая черные тучи, вспарывая брюхо самим небесам, и вскричал:

— ВО ИМЯ ДОБРА, Я НАПАДАЮ!!!

Ктулху уже наполовину вытащил из затылка засевшую там альдарею, когда ему в шею вошел керефовый клинок. Лод Гвэйдеон всадил его по самую рукоять, провернул и потянул на себя.

До этого момента он понятия не имел, что у Ктулху внутри. Хотя и понимал, что тот не может быть по-осьминожьи мягкотел, раз уж твердо стоит на ногах. Должен быть некий скелет или иной стержень.

И в самом деле — внутри оказался какой-то… костяк. Не костяной, правда. Хрящ, рог, раковина… лод Гвэйдеон не стал вглядываться. Ему было не так уж важно, что именно это такое.

Главное, что это можно разрубить.

И он разрубил. Распахал Ктулху от шеи до самого крестца. Исполинский бог-демон покачнулся и осел, теряя равновесие. Из него перли внутренности — скользкие, пахнущие тухлой рыбой.

Разумеется, и это его тоже не убило. Ктулху не погиб бы, пошинкуй его лод Гвэйдеон даже в фарш. Отлежаться, передохнуть — и он восстанет в прежнем могуществе.

Но паладин не ограничился тем, что сделал. Он встал над поверженным архидемоном, положил ему на лицо ладонь и произнес:

— ИМЕНЕМ ОРДЕНА И ПРЕЧИСТОЙ ДЕВЫ.

То, что произошло за этим, видели все. Никто не мог оторвать взгляда — так прекрасно это было, так величественно.

От десницы паладина хлынула волна голубого огня. Она охватила тяжело раненного Ктулху, заставив выгнуться, забиться — и осесть как куча тряпок.

Голубое пламя окутало его коконом. Секунда, другая — и вот оно уже твердеет, обращаясь чем-то вроде льдистого стекла. Громадный конус вырос до самых небес — и внутри его застыл замороженный Ктулху.

— ОДНАЖДЫ Я СНОВА ПРОСНУСЬ… — донесся утихающий голос.

Паладины подняли головы и открыли глаза. Девятеро из них невольно схватились за виски, чувствуя странную тяжесть. Точно кто-то вдруг поместил в их разумы… нечто. Какие-то диковинные словеса — непонятные, бессмысленные, но удивительным образом весомые.

Лод Гвэйдеон еще несколько секунд стоял недвижимо. Потом он медленно вскинул Белый Меч кверху и начал… каменеть. Исполинский воин на глазах превратился в монумент и еще стремительнее утратил очертания, став просто скалой. Конусообразной скалой высотой с самого Ктулху.

На ее вершине вспыхнул белый огонь, и в нем распрямился лод Гвэйдеон. Вновь нормальных размеров, вновь обычный человек. Его слегка пошатывало, но взгляд был тверд и спокоен.

Уже через несколько минут рядом приземлились два паладина. Они подвели своему Великому Магистру нового раши — увы, немало их лишилось всадников. Почти треть, более полутора сотен Серебряных Рыцарей погибло в этой страшной битве, и лод Гвэйдеон чувствовал себя виноватым перед ними.

— Кто из вас получил части Священного Ключа, о паладины? — вопросил он, едва спустившись на мыс.

Руки подняли лод Марак, лод Белькесир, лод Кристозар, лод Стэозух, лод Солгенениц, лод Макробий, лод Иварохх, лод Шулец и лод Иркварий. Лод Гвэйдеон кивнул каждому из них и произнес:

— Храните Священный Ключ, о паладины, и успейте вовремя передать его другим. Ибо однажды он может вновь нам всем понадобиться. Но сберегайте его в тщании и не доверяйте недостойным, ибо страшное произойдет, если его соберут со злыми намерениями.

Рядом с мысом завис один из кораблей-коцебу, и с него спустились Асанте и Руорк. Первый был мрачнее грозовой тучи и не сводил взгляда с замороженного Ктулху. В голове чудовища все еще торчал его великолепный «Адмирал Кровь» — и достать его оттуда теперь вряд ли получится.

Руорк же был в несказанном восторге. Потирая металлические ладони, он радостно поделился:

— Это… это было самое прекрасное из всего, что я когда-либо видел. И я записал это на зрительный кристалл! Как вы это сделали? Я тоже так хочу!

— Сей священный ритуал был передан нам лодом Каббасом, добрый лорд Руорк, — мягко ответил лод Марак. — Мы с радостью опишем его, если тебе в самом деле интересно, но у тебя ничего не выйдет без благоволения Пречистой Девы.

— Меня больше интересует, что творится с берегом, — сварливо спросил Асанте. — Мне кажется или он… чернеет?..