Заря русской женщины

Итакъ, славянская женщина, порабощаясь, узнавала постепенно опеку мужа, опеку рода, но половой опеки – опеки только за то, что она женщина, a не мужчина, столь свойственной гератанскому праву, она не узнала. Вамъ, конечно, извѣстно, что родовой бытъ классифицируется двумя преемственными подраздѣленіями, въ зависимости отъ того – господствуетъ ли въ немъ начало материнское или отцовское, ведутъ ли свое родословіе потомки колѣнами, исходящими отъ праматери, или исходящими отъ праотца. Въ первомъ случаѣ, родъ называется когнатическимъ, утробнымъ; во второмъ случаѣ – агнатическимъ. Родовая опека надъ славянскою женщиною – уже агнатическая, но сохранила въ себѣ очень много чертъ когнатизма, говорящихъ о томъ, что древнія преданія матріархата, женовластительства были, въ эпоху правовой формировки, если даже изжиты уже, то не забыты народомъ. Въ особенности сказывается это обстоятельство въ оригинальномъ институтѣ «материнской власти», materna potestas, бытовая наличность котораго выдѣляетъ славянскія права изъ всѣхъ другихъ въ средневѣковьѣ. И съ такою яркостью, что нѣкоторые историки права даже отрицали существованіе въ славянскомъ обычномъ правѣ спеціальной отцовской власти (mimdium, patria potestas), столь характерной для древнихъ уложеній Западной Европы, и предполагали, вмѣсго нея, вѣроятность смѣшанной родительской власти. Это – преувеличеніе. При жизни обоихъ родителей, материнская власть была силою скорѣе моральнаго вліянія на дѣтей, чѣмъ правового воздѣйствія. Обычай признавалъ за матерью преимущество воспитательной роли и требовалъ ея участія, если не рѣшающаго, то вѣско-совѣщательнаго въ вопросѣ о бракѣ потомства. Но со смертью мужа, славянская «матерая вдова» оставалась существомъ не только лично свободнымъ, но и властнымъ надъ семьею своею, хотя бы въ ней были и возрастныя дѣти. Лишь съ XV вѣка начинаются мужскія ограниченія опекунства вдовы-матери. Ранѣе – оно простирается не только на семейственныя и имущественныя отношенія, но даже и на политику и администрацію первобытныхъ славянскихъ племенъ-государствъ. Такими властными матерями-опекуншами были на Руси Ольга, y чеховъ Драгомира, мать Вячеслава, y поляковъ Елена, мать Лешка, и Рикса, мать Казимира. Въ частной жизни – любопытенъ примѣръ матери знаменитаго аскета Ѳеодосія Печерскаго: жестокія истязанія, которыя претерпѣвалъ этотъ восторженный юноша отъ своей родительницы за пристрастіе къ монашеству, свидѣтельствуютъ о полнотѣ правъ материнскаго распорядительства свободою и благополучіемъ потомства. Опека матери и вдовы прекращалась только вторичнымъ выходомъ замужъ, т. е. переходомъ ея въ другой родъ и отчужденіемъ отъ рода своихъ дѣтей, черезъ самоотдачу подъ новую родовую опеку. Любопытно, что въ былинахъ матери богатырей – почти всѣ вдовы и неизмѣнно всѣ держатъ могучихъ сыновей своихъ въ ребяческомъ повиновеніи. Даже пресловутый Васька Буслаевъ, буйный типъ новгородской вольницы, что «не вѣровалъ ни въ сонъ, ни въ чохъ, только вѣровалъ въ свой червленый вязъ», трепещетъ передъ волею матери, какъ мальчишка, котораго сажаютъ въ карцеръ на хлѣбъ и воду. Тѣмъ же огромнымъ уваженіемъ къ матери-вдовѣ, какъ былины, дышатъ завѣщанія удѣльныхъ князей. Мы видимъ мат-вдову то имущественною опекуншею своихъ дѣтей, то ихъ нераздѣльною совладѣлицею – чаще всего съ младшими дѣтьми, послѣ выдѣла старшихъ, то безапелляціонною распорядительницею наслѣдственныхъ выдѣловъ, и это, опять-таки, включительно до отношеній государственныхъ. Даже на закатѣ удѣльной Руси и на зарѣ московскаго самовластія, Іоаннъ Калита и Дмитрій Донской оставляютъ вдовамъ своимъ полномочія блюсти удѣлы дѣтей. «Если одинъ изъ сыновей умретъ, то удѣлъ его мать дѣлитъ между остальными сыновьями; если по смерти отца родится сынъ, мать должна подѣлить его, взявши части отъ удѣловъ старшихъ его братьевъ; наконецъ, если y одного изъ сыновей, по какимъ-нибудь причинамъ, убудутъ вотчины, мать придаетъ ему отъ удѣловъ остальныхъ его братьевъ» (Шпилевскій).