Заря вечерняя

Меняя друг друга, они брались за лопаты и далеко, с силою выбрасывали из ямы белый кладбищенский песок. На фронте, наверное, каждому из них приходилось не раз рыть подобные могилы. Но сейчас, через пять лет после войны, когда они уже успели немного отвыкнуть от такой работы, она казалась им особенно трудной и неподъемной. И все же они терпеливо, изредка лишь переговариваясь, делали ее, и нам, мальчишкам, боязно было смотреть на их суровые, тяжелые лица.

Вокруг плакали и голосили женщины, у которых не вернулись с фронта мужья, братья или сыновья. Их тоже, наверное, сейчас где-то переносили, безымянных и неопознанных, в братские, непомерно широкие могилы.

Но вот на минуту все затихли, стали смотреть в конец улицы, где появились подводы с гробами. Волы и кони шли медленно, не торопясь, словно понимали, какой они везут груз.

Когда гробы стали снимать с подвод и ставить в ряд на краю могилы, женщины вновь заголосили, запричитали, а мы, утопая по колено в белом холодном песке, пробрались поближе, чтоб все видеть и все слышать. Женщины надеялись, что гробы откроют для прощания, для того, чтоб в последний раз посмотреть на убитых, но мужчины, вскрывавшие могилы, сделать этого не разрешили. Видимо, смотреть там уже было не на что…

Какие произносились тогда, при захоронении, речи, каким был митинг, мы сейчас, конечно же, уже забыли. Но нам никогда не забыть, как начали опускать на веревках гробы в могилу, как их долго и осторожно устанавливали вначале рядком, а потом друг на дружку, как старушки подтолкнули нас вперед, чтоб мы, по обычаю, первыми бросили на эти гробы по горсти земли.

Когда могилу зарыли вровень с землей, мужчины установили в ее изголовье деревянную, сделанную плотниками под руководством Серпика пирамиду. Серпик и тут остался Серпиком, великим мастером своего дела. Пирамиду плотники смастерили трехступенчатую, все время сужающуюся к верху, к алой, специально выкованной в кузнице звездочке. Пирамида чем-то напоминала Спасскую башню Кремля, как ее обычно рисуют на картинках дети.

Установкой пирамиды руководил самолично Серпик, проверяя уровнем и отвесом, чтоб она стояла ровно и строго, чтоб звездочка одинаково хорошо была видна со всех сторон. На средней ступеньке пирамиды он прикрепил шурупами рамку с надписью:

«ВЕЧНАЯ СЛАВА ГЕРОЯМ,

ПАВШИМ В БОРЬБЕ

ЗА ОСВОБОЖДЕНИЕ

НАШЕЙ РОДИНЫ!»

Каждый год, принося на День Победы к братской могиле венки, мы заменяли выцветшую за год надпись новой, но никогда не меняли текст, однажды придуманный фронтовиками.

Пирамидка эта на братской могиле простояла долго, наверное, лет пятнадцать, пока ее уже в шестидесятые годы не заменили памятником, на котором изображен рядом с приспущенным знаменем вставший на колено солдат.

Кроме нас на Девятое мая к братской могиле всегда приходили женщины и мужчины. Они поправляли штакетник, заново красили пирамиду и звездочку, сажали цветы: многолетние петушки, георгины, астры и обязательно маттиолы, которые, распускаясь к ночи, нежно и томительно пахли.

Открыв маленькую скрипучую калитку, мы проходили к могиле и начинали торжественно возлагать венки. Большой венок, который несли по улице, сменяя друг друга, наверное, человек десять, мы укладывали на земле вдоль бордюрчика, обрамлявшего могилу, а остальные два прикрепляли на пирамиде. В те годы еще не было принято проводить возле братских могил митинги, произносить речи. Поэтому, постояв несколько минут в молчании, возле ограды, полюбовавшись на венки, мы отдавали пирамиде пионерский салют и расходились по домам…

КАНИКУЛЫ

Последние майские дни перед каникулами тянутся на редкость медленно и неторопливо. Мы ждем и никак не можем дождаться лета, когда не надо будет ходить в школу, не надо будет учить уроки, когда будет простор и свобода.

И вот наконец-то лето наступает. Но простор и свободу мы ощущаем только первые несколько дней: до изнеможения играем в лапту, купаемся на небольшом, оставшемся от плотины островке, играем по вечерам на лавочке «в садовника», «в колечко» — а потом нам становится но до игр — надо помогать матерям.

Тяжелее всего приходится летом Ване Смоляку. Семья у них самая большая на нашей улице и прокормить ее колхозного работою одному Ивану Николаевичу, который к тому же пришел с фронта весь израненный, — просто невозможно. Поэтому Смоляки всей семьей, начиная с последних апрельских дней и заканчивая глубокой осенью, когда уже пробует падать снег, пасут стадо, по-нашему — череду. Один за другим, помогая отцу, включались в эту нелегкую работу все братья Смоляки: вначале, несмотря на свою хромоту, Володя, потом Коля, потом Шура, потом незаметно подошла и Ванина очередь. Не пасли у них череду лишь младшая Ванина сестра Лида да Леня, который родился в середине пятидесятых годов, когда остальные братья уже подросли и могли по-взрослому поддерживать семью.