Зарисовки.Сборник

– Приходи вечером в общагу. Двести девятнадцатая, – кивнул Мишка, соглашаясь на самую популярную студенческую валюту.

Вино переливалось в щербатой кружке кристальным блеском. Непривычно пахло вишней и орехом. Мишка сунул нос в посуду и, подражая сомелье, жадно втянул аромат. Сделав небольшой глоток, задержал его во рту. Бархатное. Вино хотелось смаковать.

– Нравится? – Арцоев с любопытством наблюдал за Мишкиными манипуляциями.

– Очень, – тот, покачав кружку в руке, интуитивно вскружил вино и еще раз вдохнул аромат, перед тем как сделать следующий глоток.

Арцоев одобрительно кивнул. Он восседал верхом на стуле, вытащив его на середину небольшой комнаты.

– Домашнее. Родители прислали.

Мишка подтянул лист с выписанным заданием и пробежался глазами. Дел было на полчаса.

– Тебе объяснять?

Этого он не любил, предпочитая отделываться готовым решением. Арцоев красноречиво поморщился, и Мишка облегченно кивнул. Уселся на кровать, закинул подушку за спину и, устроив планшетку на коленях, принялся строчить. Арцоев мягко, почти неслышно передвигался по комнате, застывая перед книгами, замирая у окна, что-то рассматривая на столе. Мишка кидал на него короткие взгляды и снова погружался в стройную логику математики. Арцоев сел рядом, скопировав позу Мишки и плотно прижавшись плечом к плечу.

– Мешаешь, – промычал Мишка, не отрываясь от задания, а внутри мягко закачалось вкусное, терпкое, почти забытое чувство предвкушения.

– Очень?

Голос Арцоева заметно просел, окрасился какими-то чудно урчащими обертонами. Бархатными? Мишка едва заметно усмехнулся, осознавая, что его пытаются соблазнить. И это было приятно. Он неторопливо повернул голову, уставившись в темные, в вечернем сумраке комнаты казавшимися черными, глаза Арцоева.

– Как сказать? – полуслышно выдохнул он то ли ответ, то ли вопрос.

Губы Арцоева приоткрылись, а Мишка, чуть приблизившись, жадно втянул воздух, смешавший в себе едва заметный вишневый аромат вина, парфюм и личный запах.

Дверь с шумом распахнулась, и в комнату ввалился Шульц. Буркнул приветствие, скинул обувь. Арцоев моментально отвернулся и поморщился от разлившегося в воздухе амбре.

Мишка исподлобья с неожиданной злобой наблюдал за Шульцем. Давняя почти забытая неприязнь вспыхнула в нем с новой силой. Шульц прилип к нему сразу и плотно, как жевательная резинка к подошве. На первой же паре рыжий сбитый коротышка сунул ему короткопалую пятерню и с тех пор не отставал. Мишка первое время пытался соскрести эту навязанную дружбу, но толстокожий Шульц просто игнорировал или не замечал вовсе его попытки. Потом Мишка просто привык к недалекому скуповатому Шульцу, который, впрочем, довольствовался поверхностным слоем их так называемой дружбы. Шульц, перекинув полотенце через плечо и прихватив мыльницу, закатал штаны почти до колен и ушлепал в душевую. Атмосфера выдохлась, как оставленное в кружках вино. Мишка сунул дописанное решение Арцоеву.

– Скунс, – раздраженно шикнул тот и почти скомкал лист с решением, засунув его в нагрудный карман.

Мишка равнодушно пожал плечами. Предчувствие испарилось, как высококачественный спирт, не оставив следа. Шульц своим несвоевременным появлением вернул его в действительность.

– Может… – Арцоев вопросительно посмотрел на Мишку.

– Если нужно будет помочь с вышматом – обращайся, – прервал его Мишка и в противовес сказанному отрицательно покачал головой, отвечая на незаданный вопрос.

Арцоев так и не закрыл первую сессию. По универу прокатилась волна странных слухов после исчезновения парня: «Говорят, что он это…» После делалась глубокая пауза и дальше следовала наглядная жестикуляция, доходчиво объясняющая все про ориентацию и отношение говорившего к ней. «Дурак», – сделал вывод Мишка. Легкое, едва заметное сожаление переплавилось в осторожность.

Мандаринка перевелась к ним на третьем курсе. Ярко-рыжие волосы, забранные в высокий хвост, щедрая роспись косметики на лице и утрированно официальная одежда делали ее почти порнографичной. Мишка, как и все парни, жадно залип на белой рубашке, туго обтянувшей щедрую грудь, выдохнул едва слышно, заметив в разрезе узкой юбки мелькнувшую резинку чулка. Штучка. Острое слово шпилькой вонзилось в подреберье, заставляя его искать взглядом девушку и возможное решение смутно обозначенной задачи. После пар он впервые пристально глянул на себя в зеркало. Рассматривая подробно и почти придирчиво. «У меня глаза зеленые, – отметил он давно известный, но вдруг получивший смысл факт. Потом провел рукой по короткому стандартному ежику волос и вспомнил, что волосы вьются. – Не буду стричь, – решил он и, отшагнув назад, смерил себя придирчивым взглядом. – В качалку запишусь», – закончил он ревизию собственного тела. С одеждой было хуже. Подработка и скудная стипендия помогали кое-как вытягивать гардероб. На изыски не хватало.