Зарисовки.Сборник

Поболтавшись по рынку в ближайшие выходные, Мишка завис перед обшарпанным рекламным плакатом с узнаваемым мотивом «Матрицы». Он просканировал затянутого в черное парня и согласно кивнул ему – мрачный монохром надолго поселился в его гардеробе, сняв все текущие вопросы с выбором.

В книгах такие «чудо-бабочки» всегда предпочитали тех, кто был холоден и расчетлив. Поразить и заинтересовать эту штучку шансов у Мишки не было, оставалось только ждать и верить, что рано или поздно заинтересованный взгляд девушки споткнется о его деланное равнодушие. Мишка не просчитался. Маринка, решившая с наскоку положить этот, как ей тогда казалось, загадочный Монблан к своим ножкам, вскоре увязла в древней игре в «крестики-нолики». Где Мишка точно предугадывал ее следующий ход и закрывал свободное поле.

К концу третьего курса она частенько оставалась ночевать в комнате Мишки, когда Шульц сваливал в родную деревню пополнить запас провизии. Мишка же быстро потерял интерес. Он разглядел за яркой привлекательной обложкой незатейливую историю с предсказуемым сюжетом. Маринка была чуть ироничной и далеко не глупой барышней. Она беззастенчиво собирала мед восхищения слетавшихся на ее яркость самцов. Увлечение сменилось уважением, оттененным ярким вкусом сексуального удовольствия. Они были скорее друзьями, чем парой, но афишировать это не собирались, стараясь сохранить друг от друга легкое разочарование. Как ни странно, это их еще сильнее сблизило, и Мишка неожиданно для себя приоткрылся, подпуская Мандаринку ближе к сердцевине.

– Ты зачем так красишься? – он с любопытством наблюдал за таинством макияжа, бездумно перебирая косметичку девушки. – Делаешь из себя порнодиву, потом фыркаешь на недоумков, у которых начинает работать только спинной мозг.

– Я женщина, – Мандаринка, близоруко прищурившись, оценивала макияж в зеркале. – А значит, полна противоречий.

Женщина. Мишка, подперев подбородок, пристально, как в первый раз, рассматривал Маринку. Она и в самом деле женщина, с удивлением констатировал он. Не девчонка, не баба и уж тем более не телка. Она хорошо знала себе цену, выставляя напоказ яркую привлекательность, оставляя про запас оружие куда более мощное, чем оболочка: шарм, чувство юмора и ум. Не растрачивалась на пустяки.

– Я люблю нравиться, – она развернулась к нему, интуитивно выбирая лучший ракурс и с удовольствием отмечая Мишкину заинтересованность. – Меня это делает сильнее и спокойнее. Что говорят об этом твои умные книги? – Марина тронула пальцем середину нижней губы, оставляя на ней влажное пятнышко блеска.

– «Женщины совсем не хотят быть понятыми», – процитировал Мишка. – Совсем, – покачал он головой: оказывается, незатейливый рассказ с предсказуемым сюжетом – не рассказ вовсе, а древняя притча, упаковавшая вековую мудрость в пару простых фраз, которые он едва начал осознавать.

– Кто это сказал? – поинтересовалась Марина.

– Ремарк.

– Он, должно быть, любил красивых женщин, – она повернулась к зеркалу и оценивающе присмотрелась к отражению. – Я готова.

Весь вечер Мишка присматривался к Мандаринке, ловил ее легкие жесты и отмечал, кому и как она улыбается. Все это скрипты, с удивлением понимал он. Это ж просто специализированный язык жестов для расширения ее возможностей. Он не понимал, где же и когда Мандаринка была настоящей. И все вокруг знали этот язык «программирования». Откуда? Почему он, перечитавший сотни книг, любивший до самозабвения математику, оставался слеп и глуп и мыкался среди людей, ощущая себя пришельцем, не зная и не умея подхватить брошенную ему подачу. Чувствовать себя дураком было невыносимо.

«Правила можно выучить», – пробормотал он про себя.

Верка, пристроившись на стуле, неловко положила руку на стол.

– С кем же ты живешь? – она неторопливо обводила глазами комнату в студенческом общежитии.

Мишка считывал ее жесты, понимая без слов, что она чувствует. Скованность, неловкость, страх и немного гордость.

– Мам, – улыбнулся он, не потому что был рад ее видеть, а потому что пока вслепую пробовал прописать новую программу их взаимоотношений. – Чаю будешь? Устала, наверное?

Верка тут же встрепенулась, взгляд стал мягче, и она суетливо закопалась в сумке, извлекая «домашнее».

Мишка довольно кивнул. Все правильно. Нужная интонация, слово и улыбка нивелировали напряженную неловкость, повисшую между ними. Стало легче и Верке, и ему.

– Женька со мной просился. Но я не решилась, – вопросительно примолкла она.

Женька… Мишка на мгновение смутился, вдруг понимая, что ни разу за все время не вспомнил о младшем брате. Это было не правильно.

– Я бы ему город показал, – Мишка склонил голову, будто бы уже выстраивая планы будущего визита брата с легким ожидаемым сожалением.

– Так я его отправлю, на каникулах, да… сына? – робко предложила Верка.

Сына… Мишка внутренне сжался, наткнувшись на теплое слово, которое, пожалуй, впервые слышал от Верки.

– Отправь, – Мишка вовсе не хотел видеть и возиться с мелким, но эта игра увлекала, и он с удовольствием примерял новую оболочку.