Зарницы грозы

Навы стали отходить от бочек вглубь города. Некоторые противились, но были немедленно убиты. Кто встал на сторону Волха, закричали об измене и попытались дозваться демона. С ними также покончили.

– Я предупреждала его, – сказала Карна, глядя на Всеславича сверху.

– Он держится, – отозвалась Желя.

Богини парили в небе Нави, словно враны с человечьими ликами. Под ними распласталась необъятная масса Волха, видная в нескольких мирах сразу. Уже трое, четверо демонов норовили вгрызться в его тело, напирали темной волей. Изза речи Баюна корма и так стало в разы меньше, но навы утроили старания, чтобы борющийся владыка пил вдоволь. Теперь же при всем желании почти неоткуда было влить в него силы.

– Недолго продержится. Сейчас и сам это поймет.

Подозрение и страх кольнули Волха, только когда он ощутил, пока еще слегка, голод – чувство, которое давно уже позабыл. Его присоски вскинулись, шаря среди бочек, но ни капли корма там не оставалось. Демона охватили ужас и ярость. Он мог бы поубивать всех жителей Навьего царства, но что толку, если доставить сам себе пищу он не сможет?

«Головой ответишь, нава!» проревел Волх. «От моего гнева тебя даже Вий не защитит!»

– Пусть так, – ответил первосвященник. – Но воля господина этого мира стоит выше, чем твоя. Хочешь – убивай, еды все равно не получишь. Ты думал, твоя наглость останется безнаказанной? Это ты добился того, что сейчас тебя некому защитить.

Таковы были его последние слова, потому что исполинское щупальце ворвалось в Цитадель и всосало наву, развеивая его душу и плоть.

– Я ваш господин! – прогрохотал голос демона. – Я, а не Вий, и я приказываю вам вернуться на места!

Память об ужасных днях одиночества, о том, как беспощадно Вий обрушился на Навье царство, еще жила у многих в сердцах. Но тех, кто дернулись было возвращаться, встретили пули сторонников Вия. Последних оказалось больше, однако к защитникам Волха присоединились ящеры и рароги. Навская кровь хлынула в Цитадели и в капище. Над сражавшимися метались щупальца, выхватывая и поглощая врагов. Демон мог пожрать хоть тысячу живых существ, но те его бы не насытили. Он нуждался в пище совсем иного рода, и, занятый одновременно схваткой с королевствами, понял, что начал слабнуть. Это наполнило его еще большим ужасом. А затем вдруг резкая боль, какая бывает у человека при сердечном приступе, пронзила Волху грудь.

Баюн думал, что они долетят до самого царского терема, но еще издали увидел, как кружат над ним рароги. Финист посадил ковер на крышу своего дома. Едва они спустились, к ним навстречу выбежала Марья:

– Феденька! Где ты пропадал? Я всех горлиц подняла тебя искать!

– Машка, не шуми. Мужики делом заняты. Лучше справь мне пулю, да такую, чтобы наверняка била, всем дьявольским чарам назло. И воды подай, а то глотку будто шерстью выстлали.

В руках у Марьи появился кувшин. Федот взял его и начал жадно пить.

– Серебряную тебе, касатик? – Марья сложила ладони ковшиком, и в них засветилось тусклорыжее, будто медь или тигровый глаз. – Зачарованную? На оборотня, на вампира, на летучую обезьяну?

– Я же говорю – такую, чтоб наверняка! – Федот стукнул кувшином об стол. – На вампира, да... На старого, матерого, алчности невиданной. Его и обычная бы убила, да только все они мимо летают. Поняла, о ком?

Марья ахнула.

– Феденька...

– А ты думала, я похвальбой занимался? Слова на ветер бросал? Я всегда знал, что час этот придет. Готово у тебя?

– Да. – Марья показала ему навью пулю. Баюн боеприпасов уже всяких навидался, а такой не видел. Белая, как молоко. Наконечник резной. Приложила кудесница пулю к губам и протянула Федоту.

– Бог тебе в помощь, светик мой ясный. Возвращайся живым.

– Это, Машка, уж как получится. Если не вернусь, ты не плачь, а собери все снаряжение мое и в могилу положи. – Федот поцеловал жену в щеку, заправил пулю в снайперифль и взял с пола бечеву.

– Баюн, подь сюда.

Рысь повиновался. Федот накинул бечеву ему на шею и завязал.

– Ты что делаешь?

– Вдвоем нам с тобою к терему не пробиться. Ружжо мое негодно, если много врагов и вблизи. Только хитростью. Скажу, что я тебя поймал и за наградой пришел. Машка, спрячь мою рожу. Ярыги нас не видели, но как я к Финисту отношусь – все знают.

Марья провела руками по лицу Федота. Тотчас морщины его пропали, волосы потемнели, нос картошкой сделался. Женщина прерывисто вдохнула и пошатнулась. Федот схватил ее за локоть.

– Больше не могу, милый. Иди быстрее, долго не продлится.

– Эх, где наша не пропадала... – Федот снова поцеловал ее, на этот раз в губы, и дернул за бечеву: пошли, мол.

У царского терема их остановили стражники, бердышами путь преградили:

– К государю нельзя!

– Я его животину привел. – Федот показал на Баюна. – Мне награда положена.

– Давай сюда. – Стражник потянулся к бечеве, но стрелец ее отвел: