Зарницы грозы

— Да, я знаю. Я бился неисчислимые годы, и лишь горстка душ выпорхнула из-под мрачной глыбы, осененной самим сатаной. Быть может, такова будет моя кара за бессилие, или же за попустительство. Кто-то должен уравновесить шансы так, чтобы не множить тьму. И я, братья, наиболее подходящий из вас. Демоны могут только вести войны. Мое же оружие — бескровно, и оттого еще более разрушительно в конечном итоге.

— Ты обрекаешь не только себя. Ты обрекаешь своих людей...

— Разве не поступил ты со старым Волхом точно так же?

— Я всего лишь отстранился!

— Но и зло тогда было совсем иным. Я давно уже об этом думал, брат. Мой народ превратился в изнеженных кукол, ведомых лишь низменными страстями. Скоро мне станет не за кого бороться. Испепеляющий огонь лучше медленного гниения. Те, кто выживут, уже не повторят ошибки.

— Что ж, — произнес Светлый Князь, — да будет так.

— Когда же придет конец веку демонов? — проговорил Светлый Император. — Сколько лет духовидцы и пророки предсказывали закрытие этой страницы — и срок ее раз за разом отодвигался.

— Не раньше, чем человечество станет другим, — сказал ему Светлый Шах.

Хидуш и Син ответили Тридевятому согласием. Правда, извещать об этом пришлось по яблочку — послы не могли покинуть царства, потому что восток пылал. Слухи о его освобождении оказались, увы, только слухами. Синьцы к этому отнеслись равнодушно, только порубежную стражу усилили, зато хидушские чародеи, в обмен на щедрые посулы, пособили — привели необыкновенное количество тигров в восточные леса Тридевятого. Тигры загрызали нечисть, но тела не ели, и пропадали так же внезапно, как появлялись. Несмотря на это, послы сидели безвылазно, пока не вернулись с самим царевичем Русланом. В боях тот лишился ноги и уже не мог ездить верхом — его везли на подводе. Ягжаль рассердилась на Финиста после этого, но предъявить ему ничего не смогла. Так-то вроде предъявлять и нечего.

Укреплялась Цитадель в городе нав, обрастало Тридевятое железом. Ягжаль собралась уже к себе в степи. Там где-то, на самом юго-восточном окоеме, в бесснежных еще краях, был у богатырок град — не град, лагерь — не лагерь. Баюн его ни разу не видел, но Ягжаль говорила, что место это необычное, чародейское. Оно им зимовьем служит. Да и граница близко. Если что — встанут на пути врага.

Рысь решил: поеду. А Финисту ничего не говорить. Если потом узнает, спросит — удивленные глаза сделать. Мол, поехал рубежи охранять да мудрости набираться. Пошто мне указываешь? Я зверь, могу вообще в лес уйти и буду прав.

Но они опоздали.

Князь Всеслав об одном только позабыл задуматься, а может, ему, как небожителю, такое и не приходило в голову — что, хоть Баюн и стал рысем, душой-то он был кот. Поэтому засматривался на кошечек, а с лесными сородичами дружить никакой тяги не испытывал.

Чужую он заприметил сразу. Пахнет нездешне, идет — старается не озираться, а все ж глаза косят и лапы ступают чересчур аккуратно. Шерсть холеная, блестит. И совершенно одна. Вот и Рогалик, дворовый рыжий, посматривает на тоненькую незнакомку с изящными лапками. Уже с забора спрыгнул, наперерез отправился.

— Ты куда это? — сказал ему Баюн. В детстве он ой как боялся Рогалика. Тот рос бойцовым чуть ли не с тех пор, как у него открылись глаза. Как-то раз Баюн забрел на его часть улицы, и потом удирал до самого дома Ивана. А сейчас Рогалик взглянул на зверя величиною с крупного пса, зашипел затравленно и отступил. Баюн кошкам не говорил, кто он такой, захотят — сами догадаются. Но Рогалику иногда так и подмывало об этом сказать. Не ради злорадства, а для пущей острастки. Чтобы впредь слабых гонять остерегался.

— Здрава будь, добра девица, — учтиво сказал Баюн. — Не видел тебя раньше в наших краях. Куда путь держишь?

Кошечка потупилась.

— Я не местной породы, — мяукнула она, — авалонская полосатая. Мой хозяин был знатным человеком и взял меня из очень уважаемого кошачьего рода. Но он ушел в поход на восток и не вернулся, а его слуги обо мне забыли. С тех пор я скитаюсь. Меня звали Мисс Пом-Пом, но хозяин дал мне имя Буся, или Буська. Кажется, слово «бусый» на вашем языке означает темно-бурый цвет?

Какой приятный голос у нее. И шерстка — волосок к волоску, не то что растрепанные Маньки да Соньки. Тьфу, пропасть, о чем это он, Баюн, думает?

— Буся. Ага. Буся. И где же ты теперь живешь?

— Нигде, — вздохнула кошечка. — Я бродила по улицам в поисках еды. Попыталась вернуться в дом, но меня прогнали.

— Где тот дом? Я с ними поговорю. — Баюн щелкнул зубами. — Я первый советник наместника, у меня они попляшут!

Точно, надо Финисту подсказать, чтобы еще закон ввел: «О почтительном обращении с кошачьим племенем». Как-нибудь так: «Кошка есть зверь о четырех ногах и с длинным хвостом позади. Не моги ее трогать, бо малая суть...» Или как законы пишутся нынче? Эх, хорошо все-таки иметь власть! Хотя нет. Он же с Ягой уезжать собирался, вот-вот, на днях...