Зарницы смуты

Хван, Леор, Клевис, Форад, Эйту… все столпились возле Шэда. Тот зажал под мышкой меч и что-то яростно кричал одному из магов.

— Почему эта игрушка попала к ним в руки? — наш подмастерье потрясал поисковым медальоном.

В маге я узнал старого знакомого — мастера Этли.

— Об этом поговорим, когда утихнет бойня! — он выхватил медальон. — Эй, а почему стрелочка сияет? Вы смогли его настроить на кого-то еще? — маг ухватил Кэвиса за ворот и притянул к себе.

— Нет! — испуганно пискнул прохвост. — Как только бастард умер, камень погас… но загорелся снова! Смотрите, стрелка краснеет!

Мне стало страшно.

* * *

Весь следующий месяц мы провели в университете. Что творилось на острове теперь — никто из учеников не знал, а мастера и подмастерья помалкивали…

Ночь битвы я запомнил хорошо! Огни в небесах, грохот, дрожь земли под ногами и стоны умирающих.

У самого причала путь нам преградил отряд бородачей в меховых доспехах. Бились они яростно, с каким-то тупым упорством, коего не убавилось даже после трех молний, посланных в них магами. Наши все были при оружии, но дрались плохо: испуг после нападения смешивался с главной проблемой всех начинающих бойцов — большинство учеников никогда не лишали жизни других людей, что не так-то просто сделать в первый раз. В ином случае эта робость могла дорого обойтись, но с нами были мастера.

— Деритесь, сучьи дети! — орал теоретик Хомла Кровлик. В правой руке он сжимал испачканную кровью саблю, в левой — мечелом с тремя лезвиями. — Я не для того год лекции читал, чтобы потом об ваши трупы спотыкаться!..

Грандмастер Лавитри, Доскрейт Болтлишь и Хомла Кровлик стали эдаким тараном, что, при аккуратной поддержке магов, пробил ряды неприятеля. Дрались они как сумасшедшие. Без доспехов, щитов, в парадных одеждах и чужим оружием. Я в этом не много смыслю, но враги такой прытью похвастать не могли. Медленные, неповоротливые, упорные и злые, бородачи держались до последнего.

Многие ученики той ночью впервые смочили оружие человеческой кровью. Многим потом снились изувеченные страшными ударами трупы, по которым топтались, ломая кости и дробя черепа сапогами, сражающиеся люди.

Скажу сразу: в битве участие принял неохотно, да и толку от меня было немного. Добивал раненых, лез в редкие одиночные схватки и резал так, как привык в трущобах — со спины, втыкая корд в бок или в шею, чуть повыше плеча. В этом мало чести, но жизнь… она ведь одна. Убивая подло бородатых ублюдков, я спасал многих достойных, в моем понимании, людей.

Когда все закончилось, подошел на трясущихся ногах к пирсу и наклонился над водой. Блевал долго, желудок крутило узлами, сильно хотелось облегчить мочевой пузырь…

Где-то рядом толпились юные алхимики. Для детишек мастера ментальных плетений создали заслон, не позволяющий видеть ужасы войны. Маги держались дружно, смело, но в битву не вступали. Как объяснил потом Шэд, вреда от них могло быть больше, нежели пользы. Насмотревшись на кровь и кишки, перепуганный мальчишка-маг мог запустить молнией в сражающихся, не сильно задумываясь над тем, где свои, а где — чужие.

Позже, когда закончили скручивать немногочисленных сдавшихся бородачей, с другой стороны озера приплыли лодки с воинами гарнизона. Все суденышки, на которых в замок прибывали гости, безмятежно покоились под водой, сожженные и с пробитыми днищами. Поразило ледяное спокойствие, с которым за всем происходящим наблюдал Дахтер Сорган. Меч он обнажил лишь однажды, только для того, чтобы добить шевелящегося бородача. Словно кровопролитие его не касалось; зритель, а не прославленный воин…

В университет добирались в тишине — бой был закончен, в стороне, где когда-то возвышался замок ордена, полыхало красное зарево. Тысячи искр кружили над островом алыми светлячками, дым стелился по небу, таял под напором ветра.

— Кто победил? — бормотал за моей спиной Тапалис Лаптук, ученик, лишившийся в драке правого глаза. — Кто… мы?..

* * *

Месяц канул в прошлое. Башни замело снегом, на шпилях намерзли сосульки, во дворе громоздились рыхлые сугробы. Все радовались метели и колючим снежинкам. Воздух стал чистым, ветер перестал приносить запах разложения с поля боя.

Учеба продолжалась. Мастера молчали.

Клэвис растерял былой задор, все время оглядывался, боялся засыпать без горящей свечи, чем изрядно надоел соседям по комнате — мне и Леору.

— Он может прийти! — зло кричал он, когда мы заставляли гасить фитиль. — Прийти за мной! За вами.

— Лестер — мертв, — настаивал я. — Его труп уже сожрали крабы! Ты бы лучше проклятых бородачей боялся — они-то могут нагрянуть в любой миг и раскроить тебе башку топором…

Никто больше не чувствовал себя защищенным. Пусть мастера и твердили, что подобраться к башням незамеченным нельзя, ученики им не верили. Всюду таскали с собой оружие, стали мрачными и неразговорчивыми.

Второгодки роптали больше других. Им предстояло постигнуть последние азы обучения, укрепить дух и научиться готовить исцеляющие бальзамы, после чего отправляться в мир, служить народу и ордену. Вместо этого их заперли в башнях.