На полуденном солнце сияли три золотых пятна. Окна ломбарда были захламлены всем, чем угодно, от перламутрового лорнета до медных кастрюль. Я вошел. Открываясь, дверь задела колокольчик, из полутьмы задней комнаты выплыл человек и дернул за шнурок. Наверху зажглась подслеповатая лампочка. Он бочком пристроился у кассы, изучая меня проницательными оценивающими глазами и с лязгом поправляя языком вставную челюсть.
— Добрый день, сэр, — сказал он.
— В самом деле? — спросил я. — А разве отсюда видно?
Он хмыкнул. Ему это не казалось смешным, но все же он хмыкнул.
— Чем могу служить, сэр?
Я положил перед ним закладную. Он нацепил на нос очки, улыбнулся и принялся изучать квитанцию. Улыбка сбежала, как мышка в нору от кошки. Уголки рта опустились. Он холодно взглянул на меня:
— Вы не закладывали эту вещь.
— Естественно. Тем не менее я собираюсь ее выкупить.
— Почему девушка не пришла сама?
— Потому что послала меня.
Он соединил пальцы домиком и с бесконечной осторожностью принялся изучать меня.
— Вы знаете, что это за вещь?
— Скелет Александра Великого, — невозмутимо ответил я. — Давай, тащи его сюда.
Он обмяк и слегка оскорбился:
— У вас есть деньги?
— Вот, — я стукнул по нагрудному карману.
— Наличные?
— Наличные, чековая книжка и банковские векселя. Я люблю ходить богатеньким.
Его уклончивость начинала раздражать мое любопытство.
— Две сотни долларов?
— Элементарно, — заверил я. — Не волнуйтесь. Давайте вернемся к делу.
Он пожал плечами, повернулся, опустился на колени возле приземистого черного сейфа, повернул диск, открыл тяжелую дверцу, порылся внутри и извлек желтый конверт. Оттуда он с превеликим благоговением вытащил бриллиантовую заколку. Освещение в магазине было тусклым, но заколка ослепительно сверкала. Старик покачал головой и улыбнулся мне медленно и печально.
— Ах! Какая замечательная вещь! — казалось, он вздохнул всем телом. — Маленькая, но аккуратная — пятнадцать французских бриллиантов, оправа из платины и серебра, с рубинами и изумрудами… конечно, это только крошка, но какое мастерство! В магазине Лантьера за такую безделушку вы заплатите тысяч десять, — он ласково ее погладил. — Только то, что она у меня побывала, делает меня Морганом.
Я достал чистый чек и приготовил авторучку.
Он вскинул руку и пискнул:
— Нет, не пойдет. Никаких чеков.
Я посмотрел на него:
— В чем дело? Я похож на жулика?
Он пожал плечами:
— Кто в наши дни может отличить мошенника от честного человека? Только на прошлой неделе мне всучил искусно подделанный чек мужчина, выглядевший словно член Верховного суда. Пожалуйста, друг мой, вы сказали наличные — платите наличными.
Я заполнил чек и помахал им перед его носом.
— У Вас нет выбора. Берите или потеряете и это. Чек или копы.
Он неистово возражал, но знал, что проиграл. Наконец, сделка совершилась, когда я назвал себя. Но согласился он крайне неохотно.
— Откуда я знаю, что у Вас есть право на заколку? — спрашивал он с прикрытыми глазами. — Понимаете, я знаю, что случилось с девушкой. Я читаю газеты и помню ее имя.
Я сказал:
— Она нечестно поступила. Я представляю истинных владельцев и хочу ее выкупить просто ради экономии времени. Если предпочитаете, можете вернуть ее через полицию. Но Вы потеряете двести долларов.
— Двести долларов я терять не хочу, — заверил он.
Чек и заколка перешли из рук в руки.
— Почему девушка взяла так мало? — спросил я.
Он поднял руки:
— Думаю, все, что она хотела — хранить вещицу в моем сейфе.
Это звучало правдоподобно. Я оставил его предаваться сожалениям и немедленно отправился к Лантьеру на Пятую авеню, весьма внушительное здание с мрачной атмосферой похоронной конторы. Менеджер сразу узнал заколку.
— Мы сделали ее для мисс Карен Перно. Как подарок от ее дяди. Он был одним из самых уважаемых клиентов.
— Давно?
— Около года назад, по-моему. Могу проверить записи, если Вы подождете.
— Все в порядке. Спасибо.
На улице было свежо и чисто. Чего нельзя было сказать о моей голове.
Глава двадцать вторая
Я брел по Пятой авеню, едва замечая сверкающий поток женщин, плывущих мимо и пожирающих жадными глазами роскошные витрины. Атлант с земным шаром на плечах был ничто по сравнению со мной. На 75-й стрит я свернул на восток, перешел улицу и поднялся по ступенькам.
Та же служанка с лошадиным лицом в том же черном альпаковом платье впустила меня, провела в ту же полукруглую комнату и усадила на большой квадратный диван. Мисс Перно, обещала она, присоединится через секунду.
Не успели красные тяжелые драпировки за ней сойтись, как снова раздвинулись, и в комнату вошел Рудольф Кассини.
Его темное лицо было так же несчастно. Он прошел полпути до меня, неуверенно моргнул, облизал губы и сказал:
— Я… я хочу сказать Вам пару слов, Джордан.
— Валяйте, — разрешил я.
— Не могли бы Вы сделать мне одолжение?
Я пожал плечами:
— Возможно.
— Это… я насчет Мюриэль Эванс, — просительно начал он. — Не хотелось бы, чтобы Карен знала, что Вы меня видели…
Он сделал беспомощный жест:
— Карен очень ревнива.
— Да?
Он быстро и нервно оглянулся через плечо.
— Да. Можете Вы обещать не упоминать про…
Я сказал: