Зарождение добровольческой армии

pa Генерального штаба и дать ему помощников, так как тот персонал, который был в моем распоряжении, не подходил к работе при существовавших условиях. Через короткое время из Новочеркасска прибыл генерального штаба полковник Дмитрий Антонович Лебедев [276] и с ним несколько офицеров, из которых помню измайловца капитана Шатилова, ротмистра Арнольда, штабс–ротмистра Немировича–Данченко и др. Ротмистр Арнольд исполнял обязанности коменданта штаба отряда. Впоследствии прибыл генерал–майор Александр Александрович Боровский, которому я поручил формирование и командование Студенческим батальоном. Мысль о сформировании Студенческого батальона дал мне студент по фамилии Черномордик, еврей по происхождению, впоследствии совершивший от начала до конца весь Первый Кубанский генерала Корнилова поход. Затем прибыл командир л.-гв. Преображенского полка полковник Александр Павлович Кутепов, которому я дал назначение — отправиться к железнодорожной станции Матвеев Курган и там объединить все наши действующие части. Формирование продолжалось — уже были заполнены казармы 155–го пехотного Таганрогского полка на Скобелевской улице и частично занят Лазаретный городок.

Огромную пользу для формирования принес начальник снабжения, инженер Павел Павлович Казакевич. Его стараниями и умением были заполнены всеми видами одежды, белья и обуви огромные помещения складов торговой фирмы Хахланджева. Для отопления казарм им же был реквизирован караван судов, стоявших на реке Дон, груженных каменным углем для работ по шлюзованию Дона.

Придя однажды в штаб, я заметил в группе посетителей фигуру в полной парадной форме мирного времени, со штаб–офицерскими эполетами. На мой вопрос, кто это такой, полковник Лебедев доложил, что это инвалид, просит о принятии его в наше формирование. Я сказал полковнику Лебедеву, чтобы его зачислили в интендантство. На следующий день полковник Лебедев доложил мне, что это — унтер–офицер 4–й кавалерийской дивизии, наступавшей на Ростов с севера. Он был опознан офицерами этой дивизии, служившими у нас. На дознании он сознался, что был прислан в штаб с целью разведки, и был расстрелян.

Противник наступал на Ростов с трех сторон: с севера, из села Большие Салы — 4–я кавалерийская дивизия; с запада, у железнодорожной станции Матвеев Курган — войска Сиверса и с юга, у станицы Батайск — отдельные отряды красных. Все это сдерживали и отбивали наши не успевшие еще окрепнуть доблестные части. Вследствие такого обложения, пересекшего все пути, ведущие к Ростову, приток добровольцев сильно сократился. Но в самом Ростове была масса праздно блуждавших людей в военной форме, которые, заполняя рестораны, нагло насмехались над проходящими по улицам командами добровольцев. «В солдатики играют», — громко шипели они, а это вызывало справедливое негодование добровольцев. «Почему не мобилизуют всю эту сволочь?!» — говорили они в свою очередь.

После смерти атамана Каледина наш, как мы его называли, «большой штаб» переехал в Ростов и занял помещение моего штаба в особняке Парамонова на Пушкинской улице. Мой штаб был расформирован, и все дела переданы приехавшим. Я поступил в распоряжение генерала Деникина, который принял командование зарождавшейся Добровольческой армией. Начальник моего штаба полковник Лебедев уехал в армию адмирала Колчака, другие же чины штаба частично остались при новом штабе, а остальные разошлись по частям. Генералы Алексеев и Корнилов оставались как бы верховными руководителями армии. Штаб командующего армией занял помещение бывшего ресторана «Медведь» на Таганрогском проспекте, возле здания театра.

Под давлением превосходных сил противника отряд полковника Кутепова последовательно отходил к Ростову и задержался у железнодорожной станции Хопры. По приказанию генерала Деникина я сменил полковника Кутепова на этой позиции, так как он получил другое назначение. Позиции занимали следующие части: Офицерский отряд полковника Симановского, силою около 200 штыков, Партизанский отряд сотника Грекова («Белый дьявол») — 120 штыков, Корниловский ударный полк — 200 штыков, казаки станицы Гни–ловской — 300 штыков. Всего около 820 штыков.

Противник был численно значительно сильнее нас. Обе стороны, кроме наблюдения и охраны своих флангов, к более решительным действиям не приступали. Однажды полковник Симановский уехал по делам в Ростов. Через некоторое время его заместитель, полковник Мухин, [277] пришел ко мне и дал прочесть письмо полковника Симановского, в котором тот писал, чтобы полковник Мухин, под разными благовидными предлогами, снимал с позиции людей своего отряда и отправлял их в Ростов, в его, Симановского, распоряжение. Я, конечно, строжайше запретил полковнику Мухину исполнять распоряжение Симановского. Зная большое расположение генерала Корнилова к Симановскому, я лично поехал в Ростов и, после доклада о положении дел на позиции, вручил упомянутое письмо генералу Корнилову. Прочтя его, генерал стукнул кулаком по столу и воскликнул: