Зарра. Том 2

– Как поживаешь, Рахман? – не дожидаясь ответа, – что же ты так смущаешься, как невеста на выданье? Мы не враги тебе. Кто в доме?

– Там Шах-Зада, дядя.

– А в палатке, кроме тебя, кто еще живет?

– Тоже чабаны, пастухи. Пасут твою скотину.

– Скотину говоришь, пасут говоришь?.. – засверкал он белками глаз. – У тебя есть холодное вино, Рахман?

– Вина нет, но есть кислый айран.

Рахман взглянул на домик, тихо позвал:

– Шах-Зада, подойдите, пожалуйста, сюда… У нас гости…

Сам побежал к роднику, раздвинул траву, вытащил из воды бидон с айраном, притащил к палатке.

– Дядя, пейте айран, не пожалеете! – не глядя в глаза, ему еще раз печально улыбнулся Рахман. – Его неделю настаивали, холодный, как лед, шипучий, как вино, зубы ломит.

Шах-Зада вышла из дома с эмалированными литровыми кружками в руках. Наклонилась, нацедила напиток, подрагивающей рукой протянула Шархану, потом его дружкам. Айран действительно был холодным, ядреным, как буза. Газы в айране, шипя, били в ноздри, они приятно щекотали гортань. Шархан, Артист и Пеликан пили с остановками, с удовольствием цокая языками, смачно крякая. Нукеры в нетерпении смотрели на них, жадно облизывая пересохшие губы, ждали своей очереди.

– Еще! – нетерпеливо покрякал Шархан.

Шах-Зада снова наполнила кружку, подала. Широкий рукав платья скатился, обнажив руку с мягкой, шелковистой кожей, нетронутую загаром. С ее руки Шархан перевел жадный взгляд на лицо Шах-Зады. Она рдела от смущения, в глазах была не робость, а неподдельная тревога, страх, страх за себя, за свою честь. Ее лицо привлекали к себе алчные глаза Шархана какой-то манящей красотой, свежестью весеннего цветка. Шархан довольно хмыкнул, запрокинул голову, широко, как зев глубокого колодца, распахнул огромную пасть, утыканную щербатыми коричневыми зубами; приподняв руку, из кружки длинной струей влил в нее айран. Шах-Зада удивленно прыснула, ладонью зажала рот, чтобы не рассмеяться над его манерами и уродством поведения. Шархану понравилось, как ему удалось удивить свою узницу, одобрительно улыбаясь, положил руку на ее плечо.

– Дай попить и моим нукерам… И приготовь к вечеру хороший ужин.

– Здесь ничего нет, кроме твердых, как картон, лепешек и твердой, как камень, брынзы, – за нее ответил Рахман. – Из чего же, дядя, Шах-Зада приготовит хороший ужин? Кстати, и мука закончилась…

– Не тревожься, мои нукеры все предусмотрели. С тебя с напарниками требуется, чтобы ты как можно скорее освежевал баранов, – переглядываясь с дружками. – Мы часок передохнем здесь, а потом съездим на центральную кошару считать овец, коз, крупный рогатый скот. Да, и ты с нами собирайся! С главного стойбища на лошадях привезешь муку, напитки и всякое прочее. Только скажи, братец, – меняя тему разговора, сурово взглянул ему в глаза, – считал ли кто-нибудь за последние два года крупный, мелкий рогатый скот?

– Не знаю, дядя…

– Ну, иди… Постой, в свою палатку отведешь моих друзей. Дай им передохнуть, расслабиться…

– Погоди, погоди, Шархан, – в разговор вмешался недовольный Артист. – Ты за кого нас принимаешь, за своих нукеров?! Просто так от нас не отделаешься! Ты хочешь нырнуть под бок красавицы Шах-Зады, а нас отправляешь в вонючую чабанскую палатку? Не выйдет! Мы тоже на центральной кошаре себе зазноб заприметили. Сабантуй начнем там, вместе с твоими красавицами с центрального стойбища продолжим здесь. Рахман, – приказал Артист, – барашков режешь и там, и здесь. Собирайся! Только быстро – одна нога здесь, другая – там! Да, выбирай барашков пожирней и с курдюками! Душистый шашлык, заправленный луком, соком крыжовника, горным чесноком, разными душистыми травами и нежный хинкал с бараниной – что может быть вкуснее на свете! Эх, братцы, загуляем! – смачно потянулся Артист. – А пока, братец Шархан, ознакомимся с твоим хозяйством. Начнем с этой кошары.

Ничего худого не подозревая, Шархан повел Артиста и Пеликана по хозяйству, стал хвастливо показывать, рассказывать о своих успехах. На альпийских лугах паслись две отары овец и коз, стадо дойных коров, два стада бычков, стадо телок, десятка три породистых жеребцов. Под навесами стояли гусеничные и колесные тракторы, армейские грузовые автомобили, маслобойные машины…

– Э… Скажи, уважаемый, чьи все эти богатства? – не без умысла спросил Артист.

– Все это мое, – с гордостью ответил Шархан, но, быстро сообразив, осекся, – почти мое…

«Мое»… А давно ли Шархан был гол, как сокол, имея всего лишь одну кособокую языкастую жену, одну паршивую корову, десять овец! У него не было ни наложниц, ни машин, ни тракторов, ни покорных нукеров, ни пастухов, ни чабанов. Все эти богатства Шархан накопил с моей помощью. А теперь этот сыч хвалится нажитыми через меня богатствами: «Мое»… «Мое»…

– Ты стал таким богатым, что наступило время сбежать за кордон, – ехидно укусил за живое Артист.

Шархан, как шел, остановился; пот выступил на лбу. Слюнявая челюсть отвисла, широкая борода дрогнула.

– За что ты так меня обижаешь, Артист? Я не убегал от вас и в самые черные дни, даже находясь среди «волков» в Чечне!

– Знаю, помню. Проверяю твою реакцию…