Зарра. Том 2

Понимающая мать, всячески старалась беречь сына от яда его сердца. Как и сегодня с Хасаном и аксакалом Шахбаном.

– Перестань, Шархан! – упала перед ним на колени плачущая мать. – Бей, унижай меня, чем позорить уважаемого имама! Завяжи тугой веревкой пуповину ядовитой и ненасытной утробы вражды!

– Этого душмана я держу на коротком поводке! Как только захочу, затяну потуже…

– Короткий поводок, Шархан, «узлом» не завяжешь!

– Ее не только завяжем узлом, но скоро он в нем закачается в «танце»… Он и подобные ему задохнутся в своей крови!..

– Кровь и без тебя на земле льется каждый день, от самого сотворения Мира, Шархан.

– Мы сотрем с лица земли всех врагов, подобных Хасану, врагов Великого Исламского Халифата, врагов чистого ислама!

– Тогда человеческой крови, проливаемой на земле, не будет конца!

– До тех пор, пока земля не очистится от последнего иноверца!.. Мать, – переменил он тему разговора, – в одно время, я помню, ты замолвила, что в моих жилах течет крупинка крови покорителя Вселенной Надыр-шаха. Скажи, это правда?

– Наши предки в строжайшем секрете держали эту тайну. Грозились, убьют, если кто-либо откроет семейный секрет. Да, в нашем роду из поколения в поколение передавали по цепочке, что был такой грех, сотворенный нашей прапрабабушкой… Нашу прапрабабушку по материнской линии (завидная была, говорят, в молодости женщина) тогда бес попутал – свел ее с этим рыжим жеребцом… И родила от него рыжего мальчика…

– Та прапрабабушка, которая предала семерых братьев на хучнинской крепости?

– Да, – стыдливо опустила глаза мать.

Значит, я могуч и всесилен, как мой прапрадед, завоеватель Вселенной. И настало наше время?!..

– Чье, ваше время?! Сын мой, ты с ума сошел! – запричитала мать.

– Мое время и время моих великих соратников, братьев по духу, моего духовного братства!..

– Побойтесь Аллаха, кара Его беспредельна!

– Наш Бог сильнее Вашего…

– Астафируллах! – мать, закатив глаза, богобоязненно воздела трясущиеся руки к небесам.

Вдруг аксакал Шахбан за воротами, после всего этого услышанного, весь задрожал, губы задергались, в глазах появилась недобрая улыбка. За свой век он ни от кого не слышал столько грязных слов, каких за короткое время ему наговорил Шархан. Схватился за кинжал, висящий на узком поясе, стал заворачивать обратно, во двор Шархана.

– Не могу больше! Убью этого шакала!

– Ты с ума сошел, дядя Шахбан! Успокойся…. С кем связываешься? С этим ядовитым гадом?! Рано или поздно этого гада проглотит другой гад! Пошли, дядя Шахбан, подальше от этого проклятого дома! – Хасан под руку увел аксакала. – Соберем глав семей поселения и поговорим с ними на годекане…

– Глав семей говоришь?! – со стоном прохрипел аксакал. – Нет глав семей, нет сельского общества! Было когда-то у нас свое общество: сильное, дружное. А главы семей были хлебосольные, гостеприимные, отзывчивые! А теперь их нет! Нет и нет! И не осталось глав семей, настоящих мужчин в нашем поселении! Остался бы хоть один джигит, этот некастрированный козел так бы не бодался! Многие из них в лице этого животного видят преуспевающего бизнесмена. Охают, ахают, «каков он Шархан!» Была бы моя воля, давно бы его отправил на север на железной дороге шпалы укладывать! – от обиды у него глаза увлажнились… – Тьфу, нечестивец!

– Ты стал злее гиеновидной собаки, Шархан, – плакала мать, бегая вокруг аксакала и успокаивая его. – Твоя необузданность и неуемный гнев приносят тебе только одну боль и страдания! Могилой твоего отца прошу, уймись и, пока не поздно, мирись с Хасаном и аксакалом Шахбаном!

– Да, я зол на имама, мама! Не кажется ли тебе, что ты к этому облизанному кобелю слишком добра! Я с ним не мириться, а биться буду!

– Слышал поговорку: как только у козленка выросли рога, он забодал свою мать, потом соседа… Это о тебе, Шархан! – выпалила мать.

– Нет, мать, не обо мне. Это о Хасане и о его старших родичах, которые всю жизнь бодаются с нами. И не козленок он давно уже, а матерый козел. Он за свой век многим моим родичам своими рогами животы вспаривал.

– Хасану не до вас! Хасана в последние годы столько бед преследуют, если он кому-то стал опасным, то только себе.

Трудно ворочая неповоротливым от бесконечных попоек языком в пересохшем рту, Шархан выпалил:

– Если змея ядовитая, не важно, толстая она или тонкая, ее надо душить!