— И вы действительно думаете, что усовершенствовали природу, — усмехнулась я.
— Довольно, — сказала она, взбешенная моим тоном, — цивилизация — вот усовершенствование природы. Или вы предпочли бы жить в пещере и видеть, как многие из ваших детей умирают в младенчестве?
— Но есть же нечто… нечто главное… — начала я, но она остановила меня жестом, требуя тишины.
В вечерней тишине, издалека, неслось пение женских голосов. С минуту мы вслушивались в него, пока песня не закончилась.
— Как прекрасно! — сказала пожилая леди, — даже сами ангелы смогли бы разве спеть сладостней? В этом слышится счастье, не правда ли? Наши милые дети — среди них две мои внучки. Они счастливы и у них есть причина быть счастливыми: они растут в мире, где им не приходится, чтобы выжить, отдаваться на милость какого-то мужчины, им никогда не придется раболепствовать перед их хозяином и господином, им не придется столкнуться с опасностью быть изнасилованными или убитыми из-за ревности. Прислушайтесь!
Послышалась следующая песня, весело зажурчала к нам из темноты сумерек.
— Почему вы плачете? — спросила меня пожилая леди, когда песня закончилась.
— Я знаю, что это глупо… Я не могу поверить всему, что вижу…поэтому, наверное, я плачу, по всему тому, что вы потеряли, если это правда, — ответила я. — Под этими деревьями могли бы стоять влюбленные, они могли слушать эту песню, держась за руки, и любоваться восходящей луней. Но влюбленных теперь не бывает и не будет больше… — Я взглянула на нее. — Слышали ли вы когда-нибудь строки:
Как много роз невидимо цветет,
Даря свой сладкий аромат пустыне.
Разве вы не чувствуете все одиночество созданного вами мира? Неужели вы действительно не понимаете? — спросила я.
— Я знаю, что вы у нас видели очень мало, но неужели вам так и не стало ясно, как это великолепно, когда женщине уже не приходится сражаться с другими за милость мужчины? — ответила она вопросом на вопрос.
Мы беседовали, пока сумерки не перешли в ночь и между деревьями замерцали огоньки других домов. Она была очень начитана. К некоторым периодам истории у нее было даже что-то вроде привязанности, но ничто не могло поколебать ее одобрения собственной эпохи. В ней она не замечала никакой сухости. Вечно мои “условности” мешали мне понять, что золотой век женщины, наконец-то, наступил.
— Зачем, вы цепляетесь за все эти выдумки, — говорила мне пожилая леди. — Вы рассказываете о полноте жизни, а пример ваш — какая-то несчастная женщина, не расстающаяся со своими цепями даже на загородной вилле. Полнота жизни, чепуха! Но вот для торговцев было удобным, чтобы она так думала. А по-настоящему полноценная жизнь в любом обществе была бы чрезвычайно короткой.
И так далее…
Под конец вновь появилась малютка горничная и доложила, что мои провожатые готовы к отъезду, как только понадобится. Но перед тем как покинуть пожилую леди, мне хотелось задать ей еще один вопрос.
— Скажите, пожалуйста, как это… как это могло случиться? — спросила я ее.
— Несчастный случай, моя дорогая. Хотя несчастный случай такого рода был исключительно продуктом своего времени. Какие-то исследования, вызвавшие неожиданные вторичные последствия.
— Но как?
— Довольно любопытно, так сказать, мимоходом. Вы когда-нибудь слышали о человеке по фамилии Перриган?
— Перриган? — повторила я. — Не думаю, это нераспространенная фамилия.
— О, он получил позже большую известность, — заверила она меня. — Доктор Перриган был биологом и занимался уничтожением крыс, в частности бурых крыс — вредителей, которые обходятся довольно дорого. Его метод состоял в том, чтобы найти болезнь, которая бы поражала их насмерть. Для этого он взял за основу вирусную инфекцию, обычно губительную для кроликов, или скорее группу вирусов с повышенно избирательным действием и изменчивостью, потому что они легко подвергались мутации. Вирусы были до того разнообразны, что когда инфекцию испытывали на австралийских кроликах, успешной оказалась лишь шестая попытка, все предыдущие вирусы погибали из-за иммунитета, выработанного кроликами. В других странах тоже проводились такие исследования, хотя и с переменным успехом, пока во Франции не вывели вирусную инфекцию, которой переболело все поголовье европейских кроликов.