Государь увлекался разными женщинами, то принцессой, то одной молодой художницей, и увлеченья его были мимолетны, но все равно причиняли мне боль. Мне исполнилось восемнадцать лет, многие знатные сановники посылали мне нежные послания, один настоятель храма воспылал ко мне неистовой страстью, но она была мне противна. Он осыпал меня письмами и весьма искусными стихами, подстраивал свидания — одно свидание даже произошло перед алтарем Будды, — и одно время я было поддалась, но затем написала ему:
Я заболела, и мне казалось, что это он своими проклятиями наслал на меня хворь.
Как-то раз государь проиграл старшему брату состязание в стрельбе из лука и в наказание должен был представить брату всех придворных дам, прислуживающих при дворе. Нас переодели мальчиками в изящнейшие наряды и повелели играть в мяч в Померанцевом саду. Мячи были красные, оплетенные серебряной и золотой нитью. Затем дамы разыгрывали сценки из «Повести о принце Гэндзи». Я уже было совсем решила отречься от мира, но заметила, что опять понесла. Тогда я скрылась в обители Дайго, и никто не мог найти меня — ни государь, ни Акэбоно. Жизнь в миру мне постыла, сожаления о прошлом томили душу. уныло и мрачно текла моя жизнь, хотя государь разыскал меня и принудил вернуться во дворец. Акэбоно, который был моей первой настоящей любовью, постепенно отдалился от меня. Я размышляла о том, что меня ждет, ведь жизнь подобна недолговечной росе.
Настоятель, который все так же неистово любил меня, скончался, прислав предсмертные стихи:
— И приписал: — Но, дымом вознесясь в пустоту, я буду по-прежнему льнуть к тебе». Даже государь прислал мне соболезнование: «Ведь он так любил тебя…» Я же затворилась в храме. Государь отдалился от меня сердцем, государыня на дух не переносила меня, Акэбоно разлюбил, пришлось покинуть дворец, где я провела много лет. Мне было не жаль расставаться с суетным миром, и я поселилась в храме Гион и стала монахиней. Меня звали во дворец, но я понимала, что душевная скорбь всюду пребудет со мной. И я отправилась в далекое странствие по храмам и пещерам отшельников и очутилась в городе Камакура, где правил сёгун. Всем хороша была великолепная столица сёгуна, но мне казалось, что недостает ей поэзии и изящества. Так жила я в уединении, когда узнала, что скончался государь. В глазах у меня потемнело, и я бросилась назад, в старую столицу, чтобы хоть неузнанной побывать на похоронах. Когда я увидела дымок его погребального костра, все померкло в моей жизни. Поистине невозможно изменить то, что предначертано человеку законом кармы.
Примечание переписчика: «В этом месте рукопись отрезана, и что написано дальше — неизвестно».
Неизвестный автор XIII в.
Повесть о доме Тайра (Хэйкэ моногатари) -
Много было в мире князей, всесильных и жестоких, но всех превзошел потомок старинного рода князь Киёмори Тайра, правитель-инок из усадьбы Рокухара, — о его деяниях, о его правлении молва идет такая, что поистине не описать словами. Шесть поколений дома Тайра исполняли должность правителей в различных землях, однако высокой чести являться ко двору никто из них не удостоился. Отец Киёмори Тайра Тадамори прославился тем, что воздвиг храм Долголетия, в который поместил тысячу и одно изваяние Будды, и храм сей настолько пришелся всем по душе, что государь на радостях даровал Тадамори право являться ко двору. Только собрался было Тадамори представиться государю, как придворные завистники порешили напасть на непрошеного гостя. Тадамори же, прознав про это, взял во дворец свой меч, наводивший ужас на супостатов, хотя во дворце следовало быть безоружным. Когда все приглашенные собрались, он медленно вытащил меч, приложил к щеке и застыл неподвижно — в свете светильников лезвие горело, как лед, и вид у Тадамори был столь грозен, что никто не осмелился напасть на него. Но жалобы посыпались на него, все придворные выражали государю свое возмущение, и он уж было вознамерился закрыть для Тайра ворота дворца, но тут Тадамори вынул свой меч и почтительно передал государю: в черных лакированных ножнах лежал деревянный меч, оклеенный серебряной фольгой. Государь рассмеялся и похвалил За дальновидность и хитроумие. Тадамори отличался и на пути поэзии.