Зарубежная повесть

Он растянулся на кровати и погасил лампочку на ночном столике, затем с закрытыми глазами стал слушать жужжание кондиционера, канонаду и протяжные жалобные стоны в собственном животе, напоминавшие сирену пожарных машин его детства, мчавшихся на полной скорости к месту пожара. Где? Где? Тут он вскочил на подножку одной из машин и помчался красными зигзагами по переулкам и улицам прошлого в темные лабиринты сна.

С детства лейтенант мечтал стать капитаном речного парохода. И вот теперь он стоит на мостике, гордясь своей формой, но его томит непонятный страх… Нелегко вести пароход по темной реке в непроглядную ночь так, чтобы не столкнуться с другими судами или не сесть на мель… Он напряженно застыл, вглядываясь в темноту, а до него смутно доносятся голоса и смех пассажиров, развлекающихся в салоне… Накрашенные проститутки, шулера, как в старых романах… Накрахмаленные манишки и кружевные манжеты, крапленая карта, спрятанная в рукаве сюртука… маленький револьвер с перламутровой рукояткой… Пианола играет без остановки… Непристойно взвизгивают женщины… Темная, огромная река, и страх, что море недалеко и все они в этом море погибнут… Он знает, что приходский священник разыскивает его по всему судну, хочет отвести обратно в воскресную школу, так как мальчику нельзя оставаться в этом притоне безнравственности, пропахшем спиртом, табаком и женщинами… Какая жара! Колеса парохода — это и колеса мельницы из полузабытой сказки… И он старался разглядеть карту, смотрел на компас, но не смог ничего разобрать: все кругом окутано густым туманом… впрочем, он различил силуэт человека у руля… Попробовал сделать шаг, хотел спуститься в салон, но не может шевельнуться, он словно парализован, и тут вдруг вспомнил, что его мать тоже развлекается там, внизу, лицо у нее накрашено, как и у остальных женщин, и она расхаживает от стола к столу — пианола! пианола! пианола! — предлагая свои поцелуи игрокам, которые платят ей за это и награждают шлепками по заду, и вот сейчас он заметил, что все шулера — негры… или их кожа кажется темной из-за тусклого света? Если бы двинуть один из этих рычагов… передать команду в машинное отделение, чтобы пароход остановился… Он взял курс на сушу и теперь плыл по сухой реке, по камням мостовой… мимо домов, высящихся по обеим сторонам, — вертятся колеса, звучит пианола! пианола! — а он боится, что борта его парохода разрушат жалкие домишки бедных плотников… Но вот они снова идут полным ходом по реке, и вдруг он со страхом обнаруживает, что у руля стоит разложившийся труп его отца… Господи! Трупный смрад заразит весь корабль, взволнует пассажиров, и на борту произойдет мятеж, и капитана повесят, ибо все узнают, что пароходом управляет труп, и он ведет всех их к морю, к смерти, в ад… Но как объяснить то, что его отец находится в то же время и в трюме, — пилит и строгает доски, чтобы сделать гробы для всех, кто находится на борту, и для себя самого? Он хочет убежать с капитанского мостика, но какая-то женщина — мать, учительница? — хлопает его легонько по лицу, хлопает по лицу…

Лейтенант проснулся. Ку трогала его за щеку тонкими пальчиками. Она была уже совершенно одета и шептала ему:

— Время! Время!

Он поднялся, оглушенный, и как лунатик стал собирать свою одежду. Потом пошел в ванную, поглядел в зеркало над умывальником, опять не узнавая самого себя, открыл кран и, набрав в пригоршни воды, смочил волосы, лицо, шею. Он начал торопливо вытираться полотенцем, а в его памяти сталкивались, расплывались и ускользали образы сна — пароход, большая река его детства, улицы, лицо матери… или учительницы?

Он услышал голос Ку.

— Время! Время! Время!

Стеклянный звон сигнала тревоги. Он оделся, подошел к ней, обнял, стал целовать в щеки, в глаза, в губы, шепча между поцелуями нежные слова, не думая о том, что она их не понимает. Потом открыл сумочку девушки и сунул в нее несколько зеленоватых банкнот своей страны, говоря:

— Это тебе, слышишь? Тебе! Не для того человека!

Ку кивнула несколько раз, показывая, что поняла. Ее глаза заволокло (ему хотелось в это верить) туманом грусти. Она подняла руку, показала кольцо и прошептала:

— Большое спасибо.

В дверь постучали. Лейтенант пошел открыть. Это была мадам, которая объявила:

— Простите, господин офицер, но ваше время кончилось.

— Я покупаю еще час! — воскликнул он, нетерпеливым жестом сунув руку в карман.

Старуха покачала головой.

— Весьма сожалею. Но у девочки свидание с другим клиентом. Он уже там, внизу, ждет ее с нетерпением. Этот клиент весьма…

— Я не хочу знать, кто он! — оборвал ее лейтенант с негодованием. — Хорошо. Я прошу только полминуты. Можете идти!

Он захлопнул дверь перед самым носом сводницы. Повернулся к Ку, и, когда увидел, что она стоит посреди комнаты покорная и беспомощная, как вещь, ему стало так жаль ее, что на глаза навернулись слезы.