Зарубежные письма

Однако глядеть было чего. Кайзерплац, Царская площадь, в это хмурое зимнее утро казалась пустынной, ветер ворошил и пес над ней кучу каких-то разорванных бумажек. Одна уцелела. Она еще не была содрана с тяжелой, обклеенной двери университета. Это был большой плакат, отпечатанный, как официальное объявление, обычным канцелярским слогом, с огромным портретом короля Гусейна, уже приглядевшимся за эти дни с первых страниц газет:

ИЩУТ НЕКОЕГО ГУСЕЙНА, КОРОЛЯ ИОРДАНИИ, ОБВИНЯЕМОГО В УБИЙСТВЕ 30 000 АРАБОВ.

НАШЕДШЕГО ИЛИ ДАВШЕГО О НЕМ СВЕДЕНИЯ…

(И т. д., все как в обычных полицейских объявлениях.)

Спутник мой, глядевший на объявление довольно равнодушно, объяснил: «У нас в Бонне учатся шесть тысяч арабов-студентов, это они устроили демонстрацию».

Так я заглянула в кусочек внутренней жизни столицы ФРГ. Это был, правда, очень маленький кусочек, но зато характерный. В немецком университете немецкой республики волнуются студенты, печатают листовки, плакаты, выходят на площадь, — картина довольно привычная в западных городах; но только студенты эти — не немцы, а арабы. В Бонне сейчас около трехсот тысяч взрослого населения. В 1950 году, когда Бонн был «избран» столицей, их насчитывалось всего сто восемьдесят тысяч. Прирост создался за счет приезжих, новых, не рейнских людей, из них шестьдесят пять тысяч — служащие, дипломаты, журналисты, связанные с новым постом города Бони, как выбранной столицы. В последнем по времени издании описанья Рейнлянда (Рейнской страны) рассказывается о курьезном факте выборов столицы. Парламент Федеративной Республики стал местом чисто парламентской борьбы: в столицы республики был предложен большой, шумный, коммерческий Франкфурт-на-Майне, но при подсчете голосов оказалось, что за Франкфурт было подано двадцать девять голосов, а за Бонн на четыре голоса больше — тридцать три. Спустя некоторое время Социал-демократическая партия Германии возобновила вопрос, но выборы опять дали большинство Бонну. Таким образом, — небывалый факт в истории столиц — нейтральное место в республике возникло не органически, не на фундаменте народной истории, экономики, культуры, международного рынка, скрещивания торговых путей, — а как в своем рода президентский пост, путем парламентских выборов. И вот рядом со своим званием Бонн получил странное, сомнительное, подвижное определение, напечатанное курсивом в цитируемом мною справочнике: «Vorläufige Bundesstadt»[169] — в переводе «Предварительная» (или «пока», на «данное время», но смыслу — временная) столица федерации.

Если сами западные немцы называют так свой милый и (в исторической части) маленький город на Рейне, то заезжему гостю-иностранцу позволительно отнести свои разрозненные впечатления к этой «предварительности». Да простят мне мои западногерманские друзья и гостеприимные хозяева, если я откровенно поделюсь некоторыми из этих впечатлений. Побывав в марте прошлого года, по соседству, в ГДР, на Лейпцигской ярмарке, и объехав города ГДР, я ни разу не почувствовала в ГДР разрозненности или неорганичности того государственного целого, где провела почти месяц. Мне все время казалось, что я приехала в продолжение старой Германии XIX века, когда-то восхитившей мадам де Сталь; Германии — философской, баховской, гегелевской, гётеанской культуры, университетской кузницы многих и многих русских ученых, — но продолжение уже социалистическое, марксистское и потому родное и близкое нашему духу. А в Западной Германии, может быть из-за кратковременности пребывания, у меня не родилось чувства органичности ее государственного образования, ее, если хотите, народно-культурного комплекса. Я видела великолепную техническую оснащенность промышленности (насколько ее можно видеть но продукциям техники в мостах общественного пользования, на железных дорогах, в учреждениях, театрах, отелях, новостройках), видела удобнейшее применение техники в домашнем быту, международную широту ассортимента всего того, что покупается-продается. Видела, наконец, милый и внимательный народ, всеобщую вежливость к иностранцу, отсутствие придирчивости в полицейских учреждениях, где пришлось самой продлевать визу. Но почти на каждом шагу меня преследовала мысль о жутком, несерьезном слове, поставленном самими немцами перед названием своей столицы: «предварительная».