Читаем Зарубежный экран. Интервью полностью

— Предложил мне эту роль, — рассказывает артист, — Марлон Брандо, с которым я встретился в Париже. Я тогда не знал английского, и он перевел для меня сценарий на французский язык. А английский текст я выучил на слух наизусть. После этой картины я получил подряд восемнадцать предложений сниматься. Но уметь ждать — первая заповедь актера. Я отказался от всех восемнадцати похожих друг на друга ролей и не работал в кино три года. В Америке меня пригласили сниматься в телефильме. Он был поставлен по сценарию Эбби Манна и назывался «Нюрнбергский процесс». Я играл роль защитника. После успеха этой телепостановки Стэнли Креймер решил сделать фильм «Нюрнбергский процесс». Эпизоды в нем почти те же самые, но он разнообразнее по режиссуре и интереснее по монтажу. С этого фильма и началась моя настоящая карьера в кино. Я не был уверен в том, что играл хорошо, но пресса, еще до того, как я получил за роль «Оскара», очень поддержала мою трактовку и помогла мне поверить в себя.

...Эта роль принесла Шеллу мировую славу, и он с тем большей осторожностью выбирает следующие роли и снимается в кино редко: комедия Дэниела Манна «Упражнение для пятого пальца», трагикомедия Дмитрыка «Чудо в Купертино», комедия Жюля Дассена «Топкапи» (название музея в Стамбуле) с участием Питера Устинова и Мелины Меркури. Все три фильма — комедии, и я спросил у актера, нет ли у него особого интереса к этому жанру.

— Мне нравятся комедии. Со спектаклем «Венецианские близнецы», поставленным в Венском театре, я объездил всю Европу. Приятно играть, когда люди в зале смеются, причем в разных странах — в разных местах спектакля. Но главное для актера в том, чтобы менять жанры и менять роли. И на роль в «Затворниках Альтоны» я согласился потому, что она не похожа на предыдущие.

...Шелл играет в этом фильме сына владельца преуспевающей западногерманской кораблестроительной фирмы старика Герлаха — Франца фон Герлаха, бывшего офицера вермахта. Шестнадцать лет Франц находится в заточении на чердаке отчего дома, числясь погибшим на фронте. Целыми днями он диктует на магнитофон свое покаяние — исповедь потомкам, рисует на стенах преследующие его кошмары прошлого — пытки огнем, тела повешенных.

Франц — фашистский палач и сам жертва фашизма. Когда-то он укрыл у себя в доме раввина из Польши, а отец выдал священника, чтобы спасти неосторожного сына. Теперь Франц говорит отцу: «Если бы ты не был доносчиком, я не стал бы палачом». Отец и сын ненавидят друг друга, но их связывает общность вины. В пьесе Франц фон Герлах просто безумец. У Шелла это отчаявшийся и затравленный безумец.

— Это моя тема в искусстве, — говорит актер, — борьба между совестью, естественными порывами человека и официальной догмой, ложно понятым долгом. В Соединенных Штатах, Германии, Италии я видел, как люди живут в противоречии с той системой, которую они сами для себя создали. И в искусстве меня интересует человек, попавший в ситуацию, которая ставит его перед необходимостью выбора. В конце концов, вопрос Гамлета — быть или не быть? — это тоже борьба между его внутренними убеждениями и уродством политической системы.

— Вы послушный актер или спорите с режиссером?

— Я не могу играть сцену или эпизод, в которых нет смысла, или произносить фразу, плохо написанную. Тогда возникают споры. Самое трудное в кино — это поиски правды. В театре сразу видишь результат игры. В «Затворниках Альтоны» был случай, когда на съемках вся группа во главе с Де Сикой устроила мне после монолога овацию. Мы были так уверены в удаче, что отказались от дубля. А когда пришел материал, оказалось, что сцену нужно переснимать, и я играл ее по-другому.

— Что заставило вас заняться кинорежижиссурой?

— Фильм делает режиссер. Актер — только инструмент в его руках. Поэтому я всегда стремился иметь дело только с хорошими режиссерами — Креймер, Де Сика, Блазетти, Дмитрык, Люмет, Дассен. Теперь и я стал режиссером, чтобы иметь возможность самому выбирать темы и по-своему трактовать их. Буду продолжать ставить пьесы. В Королевском театре в Лондоне я играю в пьесе Осборна «Патриот для себя». Теперь поставлю ее на Бродвее.

В кино поставлю «Голубого клоуна» с Полом Скофилдом в главной роли. Собираюсь приступить к «Гамлету». Мне кажется, что до сих пор ни один шекспировский фильм до конца не удался. Из тех, что есть, — лучшие «Гамлет» Козинцева и «Ромео и Джульетта» Дзефирелли. Но это все-таки театрализованное кинозрелище, а не настоящее кино. Надеюсь, что «Первая любовь» — это настоящее кино. Этого же я хочу добиться и в «Гамлете».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное