Читаем Зарубежный экран. Интервью полностью

Конечно, я мечтаю сниматься без дикой спешки, в хорошем серьезном фильме, получить роль, которая соответствовала бы моим творческим устремлениям, мечтаю играть героинь с интересной, значительной судьбой.

Но я знаю, что это очень трудно, — во Франции снимаются главным образом легкие развлекательные комедии. Поэтому пока приходится выбирать из того, что есть, а не из того, что хотелось бы.

...Все это особенно огорчительно потому, что лучшие роли актрисы свидетельствуют и о накопленном опыте, и о профессиональном мастерстве, и о своеобразном даровании, и о нераскрытых еще возможностях.

Марина Влади на экране внешне почти всегда спокойна. Ее лицо кажется бесстрастным. Пытливость ума, душевные переживания, гнев, радость, боль, преданность передают глаза. Скупая мимика еще больше подчеркивает их выразительность. Вспомните доверчивость, надежду, страх, которые выражали эти глаза в «Колдунье». Вспомните их коварную безжалостность в «Веских доказательствах». Вспомните их в «Приговоре». Теплоту, с которой Катрин смотрит на друзей. Холодное презрение, которым она обливает оккупантов. Вспомните конец картины — расстрел Катрин. Последний взгляд, которым она смотрит на землю...

1965 г.

Я подружился с Мариной Влади, часто с ней встречался и беседовал. Но это были личные беседы, без карандаша и блокнота. В начале 1968 года, когда начались съемки фильма С. Юткевича «Сюжет для небольшого рассказа», я попросил Марину Влади дать интервью, так сказать, официально. В 1965 году она говорила с акцентом и иногда запиналась, подыскивая нужное слово. Теперь чистота ее русской речи поражала. Родившаяся и выросшая в Париже, никогда не жившая в России, она всегда, даже в самых трудных случаях находила очень точные слова и выражения.

— Это не удивительно, — объяснила Марина Влади.— Моя мама родилась в Курске, а росла в Петербурге. Отец — коренной москвич. Во время первой мировой войны он вступил в батальон добровольцев — летчиков русского экспедиционного корпуса, который создавался по просьбе французского правительства. Через Архангельск пароходом добрался до Англии и Франции и воевал до конца войны. Отец всегда оставался русским патриотом. Я расскажу только один эпизод. В 1941 году отец изобрел устройство для быстрого снижения скорости самолета в полете. Семья наша голодала, и все надежды были на гонорар за это изобретение. Оно очень заинтересовало немцев. Когда они пришли и предложили большие деньги, отец сжег чертежи и бежал на юг, еще не оккупированный фашистами.

Русский язык — язык моего детства, до шести лет мой единственный язык. И сейчас дома, в семье мы говорим только по-русски. Но в фильме я играю и говорю по-русски впервые. Я говорила с экрана и по-немецки и по-английски, а вот по-русски не доводилось. Все-таки это непривычно для меня.

— Расскажите, пожалуйста, о своем детстве, о дебюте в кино.

— Жили мы всегда очень бедно. В Париже родители вступили в труппу Русской оперы А. А. Церетели — у папы был баритон, мама танцевала в балете. На театр возлагали большие надежды, но они не оправдались: начался мировой кризис, гастроли в Южной Америке провалились, вернулись в Париж разоренными. Данте сказал: «Горек хлеб изгнания, и круты чужие лестницы». Мы познали это: голод, безработицу, отсутствие жилья — знакомый художник приютил в своей мастерской — мансарде, которая не отапливалась. А к этому времени на свет появилась моя сестра Таня — теперь известная артистка кино и театра Одиль Версуа. Был и такой случай: отец повез маму в родильный дом — она ждала третью дочь, Милицу — теперь актриса Элен Валье. Не успели они уехать, как хозяйка отеля выставила двух старших сестер на улицу, заявив, что не будет держать такую многодетную семью. Однажды мама решила убить и себя и детей, чтобы избавиться от лишений.

В нашей семье всегда любили искусство: отец лепил и рисовал. Вместе с мамой устроил дома театр миниатюр, пользовавшийся успехом у русских парижан: всей семьей пели, разыгрывали водевили, исполняли в костюмах русские, украинские, татарские, кавказские танцы.

С ранних лет мы с сестрами посещали класс танца, учились у знаменитых балерин М. Кшесинской, О. Преображенской, И. Гржебиной. Девочкой я три года танцевала на сцене «Гранд-Опера». Потом решили, что я стану певицей — у меня появился голос. И вы знаете, что в «Сюжете для небольшого рассказа» я пою серенаду Брага, очень популярную в чеховское время.

В девять лет я уже дублировала голоса девочек в фильмах и работала на радио. За день работы мне платили больше, чем отцу за месяц, и я стала помогать семье. В кино я дебютировала в десять лет. Рехсиссер Жан Жере пригласил Татьяну, к тому времени уже участвовавшую в нескольких фильмах, сниматься в картине «Летняя гроза». Сюжет — история четырех сестер, девочек с разными характерами. Искали других исполнительниц, и Татьяна предложила меня на роль младшей сестры. Так состоялся дебют. Первую большую роль я получила в тринадцать лет — в фильме Стено «Предатели». Сюжет для небольшого рассказа» — мой сорок пятый фильм.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное