Зарубежный криминальный роман

Прекрасная Элен не закончила пасьянс четырех тузов, нервно смешала карты и поднялась с безнадежным вздохом. Под окном ее комнаты Тарн катил свои бурные воды, огромные серые и гладкие скалы перегораживали его узкое ложе, ограниченное высокими берегами. На втором плане простиралось выжженное плато, покрытое самшитом, можжевельником и сиреневым чабрецом. Пейзаж был великолепен, но после месяца созерцания Прекрасная Элен совершенно к нему остыла. Она сожалела о Париже, о маленьком элегантном баре на авеню Клебер, о своих приятелях, личностях сомнительных, приятных и тонких, о всей своей вольной и спокойной жизни. Особенно она сожалела о том, что последовала за тремя своими знакомыми в эту экспедицию, которая, по ее мнению, не могла ни к чему привести. Ее личико искажала озабоченная гримаска. Она закурила сигарету и начала совершать по комнате медленное бесцельное хождение. Она трогала свои светлые волосы, низко спускавшиеся ей на щеки мягкими кольцами. В дверь постучали, и она тотчас открылась, в комнату не спеша вошел Респланди.

– Ты мог бы подождать, пока я скажу «войдите», – сухо заметила Элен.

– Извини, я не хотел тебе помешать.

– Ты мне не мешаешь. Она села в кожаное кресло; Респланди засвистел и сделал несколько шагов по комнате, потом сел на коврик у постели, опершись спиной о ночной столик.

– Ну как? – спросил он.

– Что «как»? – Да ничего. Он снова засвистел, подняв глаза к потолку, и вытащил из кармана пачку американских сигарет.

– Последняя.

– Что ты говоришь?

– Я выкурил все американские сигареты. Придется возвращаться к «Голуаз». В этой паршивой дыре американскими не разживешься. Элен не ответила.

– Ты выходила сегодня? – Зачем? Чтобы мерзнуть в этой паршивой деревне? Нет уж, спасибо. Респланди улыбнулся и с симпатией взглянул на нее. Он втайне был неравнодушен к Элен, но знал, что она им не интересуется. Однажды он застал ее неглиже: она надевала чулки, на ней была лишь узкая полоса трусиков. Пышные и вместе с тем упругие формы холеного белого тела произвели на него впечатление. Но холодное бесстыдство женщины, не обращавшей внимания на его присутствие, было ему неприятно. Респланди до сих пор помнил эту сцену, помнил, как вышел из ее комнаты с кривой ухмылкой. «Ей до Раймона столько же дела, сколько до кожуры от банана», – подумал он. Вспомнив несчастного товарища, убитого на тротуаре улицы Бернар-дю-Буа перед домом ювелира, Респланди глубоко задумался. Он отвел глаза от Элен, перебирая в памяти события того кошмарного дня, проведенного в убежище в Нейи. Мрачная молчаливая поездка в серой «ведетте» через весь город, навязчивое желание облегчить мочевой пузырь и долгое ожидание в доме Швоба. Там царило такое же настроение, как во время бодрствования над телом покойного. Все трое в растерянности курили. Швоб лежал на канапе, уставясь в потолок. Виктор беспрерывно грыз ногти, так что смотреть было противно. «Подумать только, – думал Респланди, – что у моего отца были академические пальмы и он пользовался уважением всех соседей, а вот сын его замешан в позорное и бессмысленное дело, ведь нас провели, как младенцев!» Он с горечью говорил себе, что гангстеры они никудышные, а что шаг, который должен был наполнить их карманы, на самом деле сделал их еще беднее, и только ото и заставляет их предпринимать все новые и новые попытки. К вечеру Виктора охватила дикая ярость, он извергал поток ругательств в адрес Скополотрони. Виктор разрядил пистолет в голову ювелира, и эта бесполезная смерть раздражала и угнетала его.

– Не кричи так громко, – заметил Швоб, – ты поднимешь на ноги весь квартал. Виктор угрожающе взглянул на него, но замолчал. Побледневший Респланди слушал их разговор с тайным отвращением.

– Не прнимаю, что могло приключиться, – сказал Швоб. – Я не говорю о Скополотрони, но Поль всегда был корректен в делах.

– Вот-вот, доверяй этим корректным парням! – фыркнул Виктор.

– Хорошо бы узнать, вернулся ли он к себе.

– Это просто, я сейчас выясню, – пообещал Виктор. Несколько позже он позвонил, чтобы сообщить, что не застал клиента, и повесил трубку. Швоб нервно зацокал языком.

– Ты поедешь к Скопо, – обратился он к Респланди.

– Я? – Да, ты. Здесь больше никого нет.

– Лучше умереть на месте! – Ладно, – пожал плечами Швоб, – я сам съезжу. – Сиди здесь, и если они приедут, скажи, что я сейчас буду. Но в доме на Гренель Скополотрони не оказалось. Хозяин-армянин с большим уважением отозвался о своем благородном постояльце. Он сказал Швобу, что ему крупно не повезло: накануне Скополотрони оплатил по счету, так как собирался в Бретань к своему молочному брату.

– Ему не пришло в голову оставить мне свой новый адрес, – добавил хозяин, – а я, из вежливости, не стал спрашивать. Швоб вернулся и застал Респланди в компании с Прекрасной Элен.

– Ну что? – спросил Респланди.

– Он переехал вчера якобы в Бретань к молочному брату.

– А почему не к кормилице? – горько осведомился Респланди.

– Ты видел вечерние газеты? – И что они говорят? – Полиция напала на след.