Засада под облаками

– Вот! Эта мне глянулась. И цвет хороший, неприметный.

– Брысь! – сказал ей дядя Федор, и она, вильнув хвостом, послушно скрылась в недрах машины.

После тщательного осмотра и мелкого ремонта дядя Федор пошел искать какого-нибудь водителя, чтобы от его машины подзарядить наш аккумулятор – «прикурить», как он выразился. А мы тем временем снова переставили все четыре колеса.

Подъехал дядя Федор с каким-то дядькой, они перекинули провода – и наша машина довольно быстро завелась.

– Посидим в салоне, движок погоняем – подзарядим, – сказал дядя Федор, и мы забрались в машину.

Солнце вышло из-за облаков. Мотор тихонько урчал. На вздрагивающем капоте сидела крыса и умывалась.

– Она, наверное, ручная, – сказал Алешка. – Давай ее домой заберем.

– А мама?

– Привыкнет, – легкомысленно решил мамину судьбу Алешка.

Я не стал с ним спорить и только спросил:

– А папа? Он же мышей боится.

– Это же не мышь, – логично возразил Алешка. – Это же крыса.

Я не стал спорить. Но родителей мне стало жаль.

– Поехали, – сказал дядя Федор.

На выезде со стоянки мы посигналили, и Фролякин минут через десять поднял шлагбаум. Но так быстро опустил его, будто хотел им погладить машину по спине на прощание.

Дядя Федор не сразу поехал в наш двор, а покружил вокруг дома.

– Ничего, – сказал он, – побегает еще. Километра два.

А нам понравилось. Машина вела себя послушно. Когда надо – останавливалась. Когда надо – снова трогалась. И поворачивала, куда надо. Только очень сильно подпрыгивала на ходу, будто ехала не по асфальту, а по шпалам.

– Это оттого, – объяснил дядя Федор, – что у нее все колеса разные. Ничего, привыкнем.

Во дворе мы загнали машину в самый угол, возле помойки, чтобы она не бросалась в глаза Вадику, и привинтили номера. Они почему-то разные оказались, передний – «один, два, три», а задний – «четыре, пять, шесть» и даже другого цвета. Но дядя Федор сказал:

– Это не главное. Кто их оба-два разом-то увидит? Да и документов у нас все равно нет. А захотите покататься – я к вашим услугам. Мне это дело – в удовольствие.

Мы так и думали. На это и рассчитывали.

Глава XII Шантаж Бонифация

Наш план состоял в том, чтобы незаметно зафиксировать на видеопленку весь процесс преступной деятельности группы Бабая и представить эти неопровержимые доказательства нашим правоохранительным органам в лице их славного представителя – нашего папочки.

Нам, конечно, за это дело влетит. Но мы успокаивали себя тем, что Вадику и его команде влетит еще больше…

На следующий день состоялась генеральная репетиция спектакля под руководством великого Бонифация. На ней присутствовал весь педагогический коллектив нашей школы и даже родительский комитет в полном составе.

Успех был оглушителен! Мне даже вручили букет цветов. От девочек нашего класса. Цветы были экзотические. Они набрали их на подоконниках в учительской.

– Да, – растроганно сказал директор школы, – это глубоко символично, что вторая четверть нынешнего учебного года откроется таким знаменательным событием. Всем спасибо. Все свободны.

Вскоре родная школа опустела. Все разошлись. Только шныряла где-то по темным углам Чучундра.

Мы еще немного подождали, а когда в школе остался лишь утомленный славой и предстоящими гастролями по столицам Европы режиссер Бонифаций, я тихо приоткрыл дверь учительской и застыл на ее пороге, как неумолимый призрак.

В учительской было сумрачно, за окнами синел осенний вечер. Тихо мерцал экран телевизора, на котором Бонифаций просматривал запись генеральной репетиции. На подоконниках щетинились в горшках обрезки цветочных стеблей.

Бонифаций застыл в кресле напротив экрана и тихо вздыхал, полный затаенного восторга.

Я тоже вздохнул. Он обернулся.

– Это ты, Дима? – голос его был полон нежности. И благодарности. – Вот видишь, Дима, как я был прав. У тебя определенно актерское призвание.

Как и у Бонифация – режиссерское. Во всяком случае, постановки ему удавались гораздо лучше, чем преподавание. И теперь настал его звездный час!..

Я кашлянул.

– Что такое? – встревожился Бонифаций.

Я не ответил ни слова. Только изобразил на лице старательное желание понять его вопрос. Будто я стоял у доски с невыученным уроком.

– Что случилось, Дима? – Бонифаций вскочил так, что кресло отъехало в угол комнаты и ударилось о столик, на котором стоял заросший водорослями аквариум, – рыбки брызнули по сторонам и затаились.

– Говорите погромче, Игорь Зиновьевич, – грустно попросил я. – Я, кажется, начинаю глохнуть. Уши болят.

– За три дня до премьеры? – руки Бонифация взлетели вверх и бессильно упали вдоль тела.

Тут вошел Алешка, в зимней шапке с опущенными ушами. Он ничего не сказал. Только развел руки и приложил их к ушам. Не к своим, естественно, а к шапкиным.

Ноги Бонифация подкосились, и он рухнул бы в кресло, но оно оказалось в дальнем углу. Поэтому Бонифаций рухнул на пол и схватился за голову.

– Это катастрофа! – прошептал он.

– Не очень большая, – мы стали его утешать. – В нашем доме хороший ушной врач…

– Оториноларинголог, – с надеждой выговорил режиссер трудное слово.