«…Небольшая высота юго-западнее Прохоровки. Наблюдательный пункт командующего 5-й гв. танковой армией. Покручивая ус, генерал Ротмистров неотрывно следит за развитием боя. Рядом офицеры штаба, радисты, телефонисты.
…Из частей начали поступать одно за другим тревожные радио донесения: „Перед фронтом обороны до 200 танков противника. До 50 танков обошли фланг. Прошу разрешения отойти несколько назад. Бахаров“.
— Что? Назад? — горячо и раздраженно кричал Ротмистров, кинув на бруствер окопа донесение. — Передайте этому забывчивому человеку, что пушка в танке вращается на 360 градусов и вполне пригодна для отражения танковой атаки. Ни шагу назад! Так и передайте! И чтобы таких донесений он мне больше не присылал. Командный пункт ни в коем случае не менять. Категорически запрещаю. Проверю лично. Пусть производят любую перегруппировку корпуса, но без отхода назад. Запросите, кстати, что делает его резерв.
— Товарищ командующий, разрешите мне выехать к Захарову и разобраться на месте в чем дело, — обратился к Ротмистрову начальник штаба.
— Правильно, Владимир Николаевич. Поезжай и выясни истинное положение. В случае необходимости принимай решение от моего имени.
Генерал Баскаков уехал.
Спустя час, когда бой был в самом разгаре, гитлеровцы вновь открыли артиллерийский огонь по нашим танкам. Шквал огня тяжелых калибров артиллерии плотно накрыл боевые порядки танков по всему фронту… От частей снова начали поступать радиограммы:
„Несу потери от сильного огня артиллерии противника. Прошу авиацию“. На что командующий отвечал:
— Передайте: ни шагу назад! Всем тяжело, все несут потери. Бейте фашистов с наименьшими потерями для своих войск!
Снова донесение: „Противник ведет ожесточенный огонь из всех видов оружия. Имеются случаи танковых таранов. Прошу огневой помощи. Егоров“.
— Передайте: все вижу сам. Положение на всех направлениях одинаково трудное. Побольше огня, назад ни шагу!
Во второй половине дня, когда бой принял особый накал, фашисты совершили новый налет авиации на наши боевые порядки. Теперь бой шёл на земле и в воздухе. С высоты стремительно неслись к земле то гитлеровские, то наши горящие самолёты. Несколько вражеских бомбардировщиков взорвались над полем боя. Клочья дюралюминия, барражируя в духе, падали на землю, словно огромные подстреленные птицы. В воздухе — гул, рёв, свист, пулемётный треск.
Чтобы не поразить свои самолёты, наши зенитчики прекратили стрельбу по самолётам противника и переключили орудия для борьбы с танками.
Генерал-майор Баскаков докладывал:
— Противник перешел в наступление по всему фронту. Бахаров ведет сильный огневой бой. Из 50 прорвавшихся танков противника уничтожено 20, остальные повернули назад.
— Володя, — горячо заговорил командующий. — Наступает кризис боя, и его нам надо во что бы то ни стало выдержать, назад ни шагу! Так и передай Захарову. Сгорим, но ни метра назад. Ты откуда говоришь?
— Из танка. Ничего не вижу — сплошная дымовая завеса. Гвардейцы удерживают рубеж. Стоим твердо и будем стоять, — закончил Баскаков.
Снова разрывы бомб заметались по полю. Противник повторил авиационный налет на Прохоровку. Вражеские танки продолжали атаку. Ценою многих „факелов“, остающихся по пути движения, большая группа танков, в голове которой двигались „тигры“, вклинилась в нашу оборону на первом фланге армии. Завязался упорный бой.
Отданы распоряжения на переброску резервов из второго эшелона армии. Командующий расстегнул ворот кителя, вытирая платком большой, высокий лоб, спросил:
— Какое сегодня число?
— Двенадцатое июля, товарищ генерал, — ответил, улыбнувшись, начальник оперативного отдела штаба полковник Ф. М. Белозеров.
— Ну и денёк! — сняв очки и протерев стекла, добавил: — Надо отдать справедливость противнику — действует слаженно и напористо» [359]
.