Засекреченные линии метро Москвы в схемах, легендах, фактах

Из интервью Вадима Михайлова, идеолога движения диггеров, газете «Завтра»:

«…полистав словари, мы нашли подходящее слово. Было решено назваться «диггерами». Позже я узнал про социально-политическое движение диггеров, истинных уравнителей, которое было в середине XVII века в Англии во времена Английской буржуазной революции. Но мы не искали предшественников, просто нам понравилось английское to dig — копать. Digger — копатель… Тут же появился и герб — две скрещенные лопатки. Это позже появится другой знак — земной шар и диггер, выносящий на руках ребенка. По-настоящему движение следует называть “Диггеры планеты Андеграунд”».

«Метро-2» — откуда есть пошло?

Летом 1992 года литературно-публицистический журнал «Юность» опубликовал приключенческий роман писателя и сценариста Владимира Гоника «Преисподняя», действие которого разворачивается в подземных бункерах Москвы. Именно в этом романе и появился впервые термин «Метро-2». Талантливо написанное, яркое, полное завораживающих деталей, это произведение сразу стало бестселлером. Его герои пробирались по опасным извилистым коридорам, проходящим в сотне метров от поверхности земли, скрывались от спецслужб, уворачивались от хитроумных ловушек, тонули в горячей, воняющей хлором воде… Следя за их приключениями, читатели забывали, что перед ними — роман, художественный вымысел. Они были готовы поверить, что у них под ногами, там — в глубине — действительно пролегают подземные ходы и простираются обширные города. Не желая разрушать созданной им самим иллюзии, автор утверждал, что его роман был написан на основе собранных лично им за двадцать лет сведений о бункерах и линиях секретного метро (Гоник работал врачом в поликлинике Министерства обороны). Наверняка в какой-то степени это было именно так, но где кончалась «документалка» и начинался художественный вымысел, установить трудно.

Владимир Гоник:

«Материал приходилось собирать по крупицам. Иногда удавалось повстречаться с пенсионером, который раньше работал под землей. Запуганные режимом секретности и подписками о неразглашении, замордованные, на всю жизнь ушибленные социализмом и советской властью, старики смертельно боялись и помалкивали.

Боже, как они боялись! Страх неотступно держался в глазах: старики слишком хорошо

знали, что сталось с теми, кто открывал рот. Мне с большим трудом удавалось раскрутить их на разговор».

Информаторы писателя — старики, проработавшие под землей десятки лет, в большинстве своем были больными, несчастными людьми. «Отдав силы и здоровье режиму, они ничего не приобрели — как были нищими, так и остались, и прозябали, мыкались, хворали, влачили жалкое существование. Как правило, все они были убеждены, что это нормально, так и должно быть. Лишь немногие испытывали горечь, смутно угадывая, что их использовали и бросили на произвол судьбы», — отмечал писатель, обличая «людоедскую суть режима, который требовал от человека слепой покорности, безоговорочной преданности, а взамен предлагал голые лозунги, бредовые идеи и сулил светлое будущее далеким потомкам».