Засекреченные приключения Шарлотты Бронте

Среда, 12 июля 1848.

Угрюмый тревожный день после ночи дождя. Грозят новые бури — я чувствую костями их надвигающийся рокот. Земля, стонущий ветер и каменные стены нашего дома дышат зловонной сыростью. О, какой мрак эта погода наводит на мой дух, и так уже в тягостнейшем состоянии! Неужели самые Небеса оплакивают смятение души под кровом нашего дома?

Нынче утром, когда я поднялась наверх прибрать комнату Брэнуэлла, я застала его все еще в постели — изможденный, неприкаянный призрак.

— Эмили, пожалуйста, дай мне денег, — простонал он.

Я стянула с него замусоленное одеяло, но он схватил мои руки. Я вырвалась из его омерзительно липких клешней с криком:

— Не дам, отпусти!

— Один шестипенсовик! — умолял Брэнуэлл. — Если я не смогу купить опиум, я умру!

Было время, когда я попыталась бы уговорить его не губить себя, но у меня уже не осталось ни терпения, ни сострадания к этому слизняку. В какое сравнение шли его горести с моими?

Брэнуэлл зарыдал.

— О, бессердечная сестра! О, жестокий мир! Я умираю, а никому и дела нет! О, моя милая потерянная Лидия!

— Замолчи! — закричала я в бешенстве, ведь моя потеря была куда больше.

На поднятый шум торопливо пришел папа. Брэнуэлл соскочил с кровати и упал перед папой на колени.

— Отец, мне необходимы деньги. Пожалуйста! Вы должны мне помочь!

Папа печально покачал головой.

— Я уже потратил целое состояние, выплачивая твои долги. Больше тебе потакать я не намерен.

Глаза Брэнуэлла сверкнули хитростью отчаяния.

— Если вы мне не поможете, я убью себя!

Он схватил бритву с комода; я схватила его запястье. Мы боролись в безумном танце, Брэнуэлл пытался перерезать себе горло, я пыталась ему помешать.

— Дай мне покончить с моей жалкой жизнью! — вопил он.

Может быть, и следует позволить ему, подумала я. Может быть, потом мне следует обратить лезвие против себя — и нам не придется больше страдать. Но папа вырвал бритву у Брэнуэлла. Мы заперли его в комнате, он барабанил в дверь, выкрикивая угрозы в маниакальном бешенстве. Я пошла на кухню и принялась месить тесто, пытаясь отвлечься от поднятого Брэнуэллом шума и моих собственных тревог.

Где сейчас Энн и Шарлотта? «Вернитесь! Вернитесь!» — беззвучно взывало к ним мое сердце. Но я все равно пылала яростью из-за их предательства. Быть может, меня это оскорбляло бы меньше, если бы я могла писать! Но я не могу! Много историй было начато после завершения «Грозового перевала» — и все остались неоконченными. Всякий раз, когда я теперь сажусь писать, я слышу уничтожительный приговор критиков. Они трубят, что мой роман «показывает животное воздействие ничем не сдерживаемой страсти». Они чернят моих персонажей как «крайне отвратительных для нашего восприятия». Какая тоска владеет мной! Я способна только делать вид, будто пишу, покрывая страницы бессвязными фразами вроде этих, а воображение прячется за дверью, запертой внутри меня. Счастливица Шарлотта, путешествующая, творящая новый роман! Счастливица Энн, опубликовавшая вторую книгу. Ах, мое сердце вот-вот разорвется!