Защита Ковача

Народ дружно проголосовал: шиш им, кровососам (тогда это прозвание за чужаками и закрепилось). Но понимали все – раз уж кровососы про Затопье знают, не отстанут теперь, своего будут добиваться не мытьем, так катаньем. Решили первыми по ним ударить, пока те в полную силу не вошли и мужиков из новых деревень под ружье не поставили. Так-то их самих немного было, паразитов, не больше сотни.

Собрали ополчение из Затопья и из других деревень, что новую-старую власть пока не признали, оружие из тайников достали, что на черный день припрятано было, на отряды разбились, учение провели… Такого войска большого никто в здешних местах и не видывал, даже когда заболотники пять лет назад набегом приходили, деревни жгли и жителей угоняли, – и то меньше людей против них встало, многие отсидеться надеялись, дождаться, когда напасть схлынет… И дождались, ушли супостаты. Но про кровососов все понимали: эти никуда не уйдут, надолго обосновались. Так что, если хотят свободными и дальше жить, всем миром кончать паразитов надо.

Послов их, разумеется, в Колодец наладили, никакого ответа не дав, а сами ночью, скрытно, к Базе пошли, с трех сторон, тремя колоннами.

Лучше бы не ходили… Лучше бы здесь, среди топей, оборону держали… Не то предатель среди своих отыскался и выдал план нападения, не то у чужаков приборы следящие были, для которых ночь не помеха, но напали на все три колонны еще на дальних подходах к Базе. Ни многолюдство не помогло, ни темнота, – разгром был страшный, из тех, кто в поход ушел, едва ли треть вернулась, одноглазый Мартын, ополчением командовавший, тоже погиб.

Не успели раны зализать и убитых оплакать, кровососы ответный удар нанесли. Все дальние выселки Затопья, что снаружи топей были, сожгли и людей поубивали. Никого не пытались в тот раз под свою власть заманить, просто карали и мстили. Тогда и мать Марьяши, у сестры своей гостившая, пулю словила. Уже почти спаслась, уже почти до леса добежала – в считаных шагах от опушки с простреленной головой упала.

* * *

– Ведут! – выкрикнул Боба, на голову возвышавшийся над толпой и первым заметивший появление пленников.

Слухи врали. Из троих кровососов настоящим оказался лишь один, а двое других – всего лишь мобили, тех уже, случалось, ловили и в Колодец отправляли. Зато третий – всем кровососам кровосос, самый доподлинный. Все, как рассказывали: лицо бледное, как у мертвеца, глаза прижмурены, смотрит сквозь узенькие-узенькие щелки, между век оставшиеся. Стыдно небось в глаза глянуть тем, у кого братьев и отцов, мужей и сыновей убивал. А может, и не стыдно – поговаривали, что зрение у кровососов, как у кротов: в темноте хорошо видят, а как на солнечный свет попадут, почти что слепнут. Врали, понятное дело, для почти слепых слишком уж метко кровососы днем стреляли…

Руки у пленников были скручены за спиной, их вели по живому коридору, подталкивая в спину, среди ругательств и плевков, и чувствовалось, что многим хочется наброситься и своими руками разорвать на куски гадов… Не бросались. Понимали: расправившись собственноручно, слишком легкую смерть подарят, Колодец-то пострашнее будет.

Трое судей уже стояли на возвышении. Вернее, Судья был среди них один, а двое других – Семен, смотрящий за деревней, и Выра, хранитель общака. Но у тех двоих голос на судилище лишь совещательный, а Судья как решит, так и будет. Хотя сегодня возможный приговор ни у кого сомнений не вызывал.

Был Судья глубоким стариком по здешним меркам, наверняка за полтинник перевалил (но так-то Марьяша из книжек знала, что в нормальные времена люди гораздо дольше жили, и казалось это странным и удивительным, как и многое, о чем читала).

Лицо Судьи пересекала широкая черная лента, прикрывала глаза. Но голову он повернул к подсудимым, словно вглядываясь в них. На деле, понятно, прислушивался – даже если ленту снять, ничего не увидит. А собравшиеся увидят зарубцевавшиеся раны на месте выжженных глаз.

Вот так-то… Власть у Судей огромная, почти беспредельная. От общества они имеют все, что душа пожелает. Еда, питье – самые лучшие. Одежда и все, что еще для жизни нужно, – само собой. Молодки по первому слову мужские потребности Судьи удовлетворят, и не какие-нибудь давалки трехглазые, а справные молодки, тоже самые лучшие.

Но за все в жизни надо платить. Судьи платят глазами. И все равно желающих на эту должность хватает, да не каждого общество берет, с большим разбором…

Рассмотрение дела не затянулось, и так все ясно. Личные прегрешения ни этого конкретного кровососа, ни его пособников никого не интересовали. Ответят за всех своих, за все дела их темные. Сразу перешли к приговору.

– Ты! – палец Судьи устремился прямиком на одного из мобилей. – Ссучился ты, как шавка поганая, братьев своих на шмот и жрачку сменял, стрелял в них и убивал. Повинен смерти! В Колодец его!