Защита Ковача

– А ты что молчишь?! Растолкуй ему, что не бывает дрессированных акул, не прыгают они через обруч за сардинку! И черную мамбу никто и никогда не приручал! Не молчи! Безопасность – твоя забота! А он собрался запихнуть нам всем под задницы живую бомбу! Себе в первую очередь, но и нам тоже! Если так уж нужны ее гены – то ампутация, ампутация и еще раз ампутация!

«Откуда он знает о Черной Мамбе? – немедленно сделал стойку Ковач. – Не полагается ему о ней знать…»

Тут же сообразил, что тупит от усталости и недосыпа. Рымарь, хоть и алкоголик, но человек начитанный, – так отчего бы и не знать ему о ядовитой заморской гадине, о мамбе с маленькой буквы?

– Ты, Григорьич, немного сбился, считая ампутации, – холодно сказал Ковач, – конечностей у человека четыре… Сколько выпил-то сейчас?

– При чем тут это? Надо решать, что с ней делать!

– Что делать? Во-первых, найти. Во-вторых, стреножить и отобрать скальпель, или чем она там вооружилась… Остальные решения можно пока отложить.

– Ну так ищи! Лови! Посылай людей!

Ковач ничего не ответил. Отвернулся от доктора, долго смотрел на казарму стройбата, освещенную закатным солнцем. Глянул туда и Кирилл: все по-прежнему, никаких изменений. Никто не размахивает белым флагом, призывая к переговорам. Сидят, изредка постреливают, – наверняка ждут темноты для прорыва. А это значит, что никого нельзя послать на поиски беглянки в громадный, многоярусный подземный лабиринт. И еще несколько часов как минимум свободных бойцов у них не будет… Поиски сбежавшей девицы придется отложить до завершения операции.

– Иди-ка ты к себе, Григорьич, – сказал Ковач. – Отдохни, поспи.

– Да разве тут уснешь… – Голос доктора зазвучал по-новому, тускло, без недавнего запала.

Кирилл не удивился резкой смене настроения. Он назубок знал, как протекает у Рымаря опьянение, в какой последовательности одна стадия сменяет другую. Фаза алкогольного возбуждения, желания яростно спорить и доказывать свою правоту миновала, сейчас доктор стал мягок и податлив, но если этим не воспользоваться и его не уложить, то наступит фаза долгих и тоскливых разговоров «за жизнь», оплакивания канувших в никуда перспектив, таланта, молодости… А излив душу до донышка, Рымарь снова захочет выпить.

– Уснешь, уснешь… – сказал Ковач, знавший доктора не хуже, чем Кирилл. – Хлобыстни еще мензурку, и уснешь как миленький. А нам, уж извини, еще работать… Иди, Григорьич, иди.

– Я пойду, – покорно сказал Рымарь, – я уже иду… но все-таки… все-таки я эту змею ам… ампутирую…

Он спускался по железной лесенке, голос становился все тише… Ушел.

А Ковач говорил с кем-то по коммуникатору.

– Так… Который раз за сегодня? Уже седьмой?.. Восьмой?.. Мать твою… пора прикрывать этот блядский цирк… Нет, Жора, не надо глушилок… Я сам.

– Пойдем, – сказал Ковач, завершив разговор.

– Куда? Зачем? – не понял Кирилл.

– Займемся в своем роде ампутацией… – особист кивнул на казарму. – По заветам доктора Рымаря. Не хотел, но на терапевтические методы не осталось времени. Твоя подружка спутала все карты. А к ней присоединилась моя подружка, ты с ней не знаком.

– Не понял…

– Проехали. Со своей сам разберусь. Что с твоей-то делать?

– Мне представляется, что охоту на нее можно отложить… Она в ловушке. Запертые двери она своим скальпелем не взломает, лифтом без магнитного ключа не воспользуется… Будет бродить по минус шестому и минус седьмому, искать выход наружу, – и не найдет, никуда оттуда не денется. А потом мы ее возьмем.

Ковач медленно повернулся, уставился на Кирилла глаза в глаза. Тот не любил мериться с особистом взглядами, а в детстве попросту боялся этих холодных льдистых глаз: маленькому Кирюше казалось, что дядя Валера смотрит на него и видит насквозь, и знает обо всех мелких и не очень мальчишечьих прегрешениях, – и думает, холодно и рассудочно, что с ним за эти грехи сделать. И надумать может все что угодно, в прямом смысле все, даже самое страшное… Сейчас стыдно вспомнить, но как-то раз он даже обмочился от этого взгляда… Не сильно, не опозорившись на всю Базу, лишь несколько капель угодили в труселя, но чувство стыда все равно было нестерпимым. С годами страх, возникавший от взгляда Ковача, исчез, рассеялся, как многие детские страхи. А может, и не исчез. Притаился где-то поблизости.

– Ты сейчас повторяешь вашу ошибку, твою и Рымаря. Не так давно вы тоже считали, что твоя подружка никуда не денется, что стреножена надежно… Ну и? Между прочим, на минус шестом пультовая энергоблока. И в ней сейчас никого.

– Да ладно… Она, наверное, увидит кодовый замок впервые в жизни. Даже не поймет, что это, не говоря уж о подборе кода.

– Танцуешь на граблях… – вздохнув, констатировал Ковач.

…Мнение Кирилла о «подружке» изменилось бы кардинально, если бы он мог видеть ее в тот момент.