Защита жертв преступлений

В последнее десятилетие в связи с ростом числа жертв террористических актов государственная власть, как федерального, так и регионального уровня, предпринимает меры по оказанию материальной помощи самим жертвам либо их родственникам в случае гибели жертв. И хотя размеры этой помощи имеют выраженную тенденцию роста, однако критерии определения сумм выплат остаются явно произвольными. Так, если пострадавшим от трёх терактов во Владикавказе (1999–2000 гг.) выплаты семьям погибших составляли – 10 тысяч руб., то семьи погибших в театральном центре на Дубровке (г. Москва, 23 октября 2002 г.) получали 100 тыс. руб.; за погибших в аэропорту Домодедово (конец 2010 г.) оплата составляла уже 2 млн. руб.

Эта практика «материальной реабилитации» жертв терактов и других преступных посягательств на жизнь, здоровье, имущество и доброе имя человека, находящихся под защитой государства, с неизбежностью породила вопрос: является ли материальная помощь жертвам преступления со стороны государства проявлением его социально-патерналистской функции, т. е. видом благодеяния, или это правовая обязанность власти по отношению к гражданам?

Актуализируются и вопросы о цене жизни человека, казавшиеся ранее кощунственными, и о видах и способах исчисления материального ущерба, подлежащего компенсации.

Конституционный Суд РФ занял, на наш взгляд, неприемлемую позицию по поводу правовых обязанностей государства. В Определении от 27 декабря 2005 г. КС РФ отмечает: «Организуя систему компенсаций, государство выступает не как причинитель вреда (что требовало бы полного возмещения причиненного вреда) и не как должник по деликтному обязательству, а как публичный орган, выражающий общие интересы, и как распорядитель бюджета, создаваемого и расходуемого в общих интересах»[302]. Иными словами, КС РФ не увидел оснований для рассмотрения взаимоотношений жертв преступлений и государственной власти как взаимоотношений правового порядка. Следствием этого явилось решение об отклонении требований жертв теракта на Дубровке о возмещении морального вреда государством. Толкуя ст. 17 Федерального закона «О борьбе с терроризмом» вкупе со ст. 18 закона «О противодействии терроризму», КС отметил, что положения ст. 17 по их конституционно-правовому смыслу в системе действующего нормативно-правового регулирования – не содержат неопределенности и как таковые не нарушают конституционные права заявителей.

На наш взгляд, такая позиция не соответствует ни духу Конституции РФ, ни её конкретным положениям. Так, в частности, ст. 52 Конституции устанавливает: «Права потерпевших от преступлений и злоупотреблений властью охраняются законом. Государство обеспечивает потерпевшим доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба». С ещё большей определенностью вопрос обязанностей государства поставлен в Российской Декларации прав и свобод человека и гражданина, принятой в 1991 году: «Права жертв преступлений и злоупотреблений властью охраняются законом. Государство обеспечивает им доступ к правосудию и скорейшую компенсацию причиненного ущерба» (статья 33).

В этих основополагающих актах отечественной правовой системы ущерб не подразделяется на физический и моральный. «Скорейшая компенсация причиненного ущерба» означает её возможность и до возбуждения уголовного дела, и до формального признания жертвы преступления потерпевшим, что вполне приемлемо в очевидных случаях. И речь идёт не о «помощи» потерпевшим, а о компенсации ущерба. Основания для правовых решений представляются очевидными и с позиции здравого смысла: гражданин и государство связаны партнёрскими отношениями – гражданин уплачивает налоги, государство содержит на них аппарат защиты подданных и поддержания правопорядка. Невыполнение любой из сторон своих обязательств должно влечь правовые последствия.

В соответствии с положениями норм международного права, поддержанными отечественными специалистами, жертвы преступлений имеют четыре вида прав: право на доступ к правосудию; право на возмещение вреда от причинителя вреда (или от третьих лиц); право на финансовую компенсацию причиненного вреда за счет государства и право на получение социальной помощи[303].