Защитник 80-го уровня

Перечитал несколько раз, подергал себя за ухо. Вон оно как! Сразу не догадался. Оказывается, по приговору преступление «пуссек» состоит в том, что, унижая и оскорбляя чувства верующих, они возбуждают у них, этих самых верующих, ненависть и вражду. К кому? Двух мнений быть не может: к тем, кто их унижает и оскорбляет, то есть к самим себе. Концы с концами не сошлись. Саморазоблачение сочинителей приговора – не убежден, что он писался одной г-жой Сыровой – состоялось.

Представьте себе, сей абсурд еще не венчает приговор. Подлинный шедевр впереди. Читаем: «Ненависть и религиозная вражда со стороны подсудимых проявлялись и в ходе судебного заседания, что было видно по реакции, эмоциям и репликам подсудимых в ходе допроса потерпевших и свидетелей».

Когда слушал трансляцию в интернете, не поверил своим ушам. Когда читал, отказывался верить своим глазам. Считал, что такого не может быть, потому что не может быть никогда. Сказать, что суд грубо нарушил закон, – значит ничего не сказать. Признавать поведение подсудимых на суде доказательством их виновности в предъявленном обвинении уголовно-процессуальное право категорически запрещает с момента возникновения современного судопроизводства, то есть уже более двух веков. Элементарная юридическая грамотность не позволяла суду ссылаться на поведение подсудимых как на обвинительную улику в самых что ни на есть расправных, фальсифицированных делах. Поэтому ссылку в приговоре на поведение подсудимых в ходе процесса как подтверждающее обвинение иначе, как чудовищным попранием основ уголовного процесса, назвать не могу. Перед нами чистое ноу-хау – побег с территории законности.

По приговору плачут такие основания отмены, как «выводы суда не подтверждаются доказательствами, рассмотренными в судебном заседании» и «неправильное применение уголовного закона».

Беда страны – низкое уважение к суду. Но суд, попирающий закон, не заслуживает уважения. Он заслуживает презрения. Это не суд. Это косметика.

2012

Постскриптум Дело, уничтожившее Советский Союз

В середине 1980-х гг. уже прошлого, на удивление моего, увы, уходящего поколения, века страна вздрогнула от вскрывшихся в Узбекской ССР масштабов хищений и коррупции.

Природа социалистического строя исключает коррупцию?

Экономическая и должностная преступность в СССР никогда не исчезала. И размах ее по мере постепенного улучшения жизни населения и роста денежной массы в стране увеличивался. Каковы социально-экономические условия, такова и преступность. Советский Союз был страной неизлечимого тотального дефицита.

Хронически не хватало любых качественных товаров. Из советского лексикона исчезло слово «купить», его заменило – «достать». Уродливая государственно-монополистическая экономика порождала воровство, прежде всего в торговле, и именно оттуда тянулись взятки за «крышевание» в правоохранительные органы, советский, партийный и хозяйственный аппараты.

Когда председатель Комитета государственной безопасности Юрий Андропов вошел в 1976 г. в состав Политбюро Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, он сделал ставку на борьбу с коррупцией как важную составляющую своего продвижения к посту главы государства и продолжил ее, став Генеральным секретарем ЦК КПСС. При Андропове были возбуждены и расследованы крупные уголовные дела: «меховое», «рыбное (дело «Океанов»)», «московское торговое», «краснодарское курортно-черноморское»; осуждены сотни торговых работников и чиновников, в том числе несколько высокопоставленных, а кое-кто расстрелян: заместитель министра рыбного хозяйства Рытов, директор столичного гастронома «Елисеевский» Соколов и даже женщина – руководитель треста ресторанов и столовых Геленджика Бородкина («Железная Белла»).

Но «узбекское дело» существенно отличалось от предыдущих «мафиозных».

Прежде всего информационно. Относительно организованной преступности советские люди оставались в неведении. Статистические данные были засекречены, а об упомянутых выше колоссальных хищениях и взяточничестве телевидение и печать молчали – не более пары невнятных публикаций в региональной печати. Термин «коррупция» находился под запретом. Он нес идеологическую нагрузку и употреблялся исключительно для обличения пороков капитализма.

«Сама природа социалистического строя коррупцию исключает», – вещала советская пропаганда. А тут в новостях Центрального телевидения (другого в стране не было) появляется постановочная картинка: гора изъятых у преступников ценностей в смотровом зале Прокуратуры СССР – пачки денег, золотые слитки и монеты, ювелирные изделия. И в комментариях замелькало это страшное слово «коррупция», повеяло гласностью. Борцы с коррупцией следователи Т. Гдлян и Н. Иванов сделались любимцами всей страны.