Защитница веры

Элиас подошел к брату, опустил ему руку на плечо и несильно надавил, заставляя, однако, моего спутника сжать губы в тонкую нить.

– Я выкину тебя из герцогства вон, как только отец…

– Вот когда станешь герцогом, тогда и поговорим. Прошу прощения, ваше высочество. Некоторые семейные дела не терпят отлагательств. Прощайте, ваше высочество.

Элиас буквально протащил старшего брата за плечо к выходу, отодвинул портьеру и, отпуская Фалько, несильно толкнул того вперед, в зал. После – повернулся, коротко поклонился мне и исчез за тяжелым бархатом, отгораживающим балкон от тронного зала.

И только после этого я перевела дух. Тяжелое, хладнокровное презрение, обволакивающее меня с того момента, как взгляд серых глаз коснулся моей фигуры, наконец исчезло, удалилось, растворилось в море людских эмоций, что бушевало за портьерой. Вместе с ним исчезли гнев и ненависть Фалько.

Что младшему графу Оташскому успела сделать принцесса, если он ее настолько презирает? Одни вопросы…

Еще с пару минут я стояла на балконе одна, вдыхая прохладный воздух и наблюдая за полетом птиц, а потом мое одиночество прервал Рудольф, ведя ко мне женщину, ради которой и затевался весь этот балаган с балом.

Глубокого кроваво-винного цвета закрытое платье со шлейфом и высоким разрезом с правой стороны до самого бедра, демонстрирующим штаны и ботфорты на невысоком каблуке. На левом бедре, прямо поверх платья, перевязь с клинком. Левая половина лица и большая часть лба закрыта сплошной черной маской, анатомической, но все же – сплошной, полностью закрывающей левый глаз! Этой даме не хватало только широкополой шляпы со страусиным пером и кобуры с револьвером, чтобы вскочить на борт испанского галеона и заявить, что никто не пострадает, если не окажет сопротивления. Марьям превосходила все мои самые смелые ожидания и уж тем более – свой благовоспитанный (и скучный) портрет, который висел в замковой галерее. В свободной руке эта шикарная женщина несла кубок и, как я могла заметить, не стеснялась применять его по назначению. Впрочем, резкий взгляд фиалкового глаза можно было сравнить только со свистом стали в воздухе – герцогиня Васконская была трезва как стеклышко и явно настроена на деловую беседу вне зависимости от того, какую роль она изображала перед гостями замка.

Следом за королем шел Альвин с настолько серьезным выражением лица, что сразу было видно: ему дали ответственное задание. Король с герцогиней вошли на балкон, Альвин закрыл за ними портьеру, оставаясь по ту сторону, а я бросила короткий взгляд на Рудольфа, пытаясь что-то усмотреть в его лице, хоть какую-то подсказку о том, как себя вести.

– Эвелин, моя прекрасная девочка, как ты похорошела! – Марьям тут же отпустила локоть Рудольфа, чтобы крепко меня обнять. Я, чуть оторопев, аккуратно коснулась ладонями ее спины, выразительно глядя на короля, которого, кажется, моя реакция забавляла. В объятиях меня сжимали крепко, но недолго, обдав запахом вина, мяты и пряностей. «Королева пиратов», как я мысленно окрестила герцогиню, отстранилась, окинула меня внимательным взглядом, а потом – сделала неглубокий реверанс. – Большая честь для меня находиться в присутствии защитницы веры Светозарной.

Я чуть склонила голову, отвечая уважением на уважение. От слова этой женщины зависел успех всей моей затеи, так что я бы и сама в реверансе присела, будь я уверена, что это не сочтут чем-то излишним.

– Прежде чем мы поговорим о деле, – герцогиня выразительно изогнула бровь, снова поднимая на меня свой завораживающий взгляд, – я бы хотела задать личный вопрос, если это не возбраняется. А может быть, даже и два. – Я кивнула. Что ж, вопросы были ожидаемы, однако я даже предположить не могла, что Марьям Васконская захочет у меня узнать. Хотя… – Какая она? Ты же говорила с ней?

Я снова кивнула, медленно, не сводя взгляда с единственного видимого мне глаза герцогини. Конечно, Рудольф говорил, что Марьям весьма набожна, и можно было бы предположить, что ее заинтересует моя встреча с божеством, однако…

– Она иная. Похожа на человека внешне, но не человек, конечно. И да, я с ней говорила. – Я увидела требовательный вопрос во взгляде, которым меня одаривала Марьям, и продолжила, осторожно подбирая слова: – Она… я ее развеселила. Сначала разозлила, потом развеселила. Видимо, она что-то увидела во мне, что ей пришлось по вкусу, и потому избрала меня. – Я замолкла. Мне больше нечего было сказать – все остальное касалось только меня и Светозарной… и нашего с ней договора.

– Пришлась по вкусу… – Марьям повторила мои слова эхом, потом вдруг прижала ладонь ко рту, издав сдавленный смешок, и кивнула. – Хорошо сказано, Эвелин. Спасибо, мне это было важно, правда. – Герцогиня взяла себя в руки, хотя на ее губах блуждала странная усмешка, резко контрастирующая с бесстрастной маской. Я бросила вопросительный взгляд на короля, но он лишь качнул головой. Значит, тоже не имел понятия, что это все значило. – Еще меня интересует, конечно, с какой целью ты все это затеваешь. Чего хочешь добиться?