Защитница веры

Взгляд фиалкового глаза блуждал по моему лицу, я молчала, чуть прикрыв глаза. Ясное дело, что мне стоило быть максимально искренней и при этом пройтись по очень тонкой грани лжи. Хотя почему сразу лжи? Я внезапно ощутила, что все, что мне представлялось правильным ответить на заданный вопрос, мне действительно близко.

– Я хочу свободы. Своей свободы, в первую очередь. Я хочу иметь право решать, строить свою судьбу своими собственными руками, хочу, наконец, чего-то да стоить, а не просто «занимать место». То, что я родилась принцессой, еще не делает меня безропотным трофеем. Я хочу добиться права голоса для себя и для королевства. Мне слабо верится, что Ариман легко откажется от поглощения и присоединения этих земель к тем, что он уже поработил, но меня тошнит от одной лишь мысли, что эта земля и этот народ окажутся проданы, переданы под власть другого божества, как скот! Что их будут заставлять верить или, еще хуже, приносить в жертву, как было во времена Божественной войны… – Я сделала паузу, набирая воздух, и сжала кулаки, глядя в единственный глаз Марьям. Герцогиня хранила непроницаемое выражение лица, и я не могла понять, плохо это или хорошо. Мои слова о богине так взволновали ее, а теперь… Что ж, мне оставалось лишь закончить свою речь и ждать, что будет дальше. – Они сами должны решать, чего они хотят. И для того, чтобы у них был этот шанс, нужно сделать так, чтобы Ариман начал считаться с нашим королевством. Чтобы его победа над нами более не казалась ему малокровной и легкой. А для этого королевство должно вновь стать единым, как было когда-то.

Я замолчала, выдохшись и чувствуя себя на удивление успокоенной, и отвела взгляд, пытаясь погасить вдруг поднявшийся из глубины души гнев. Да, в этой речи было очень много «я» и претензий на личную выгоду. Но кто может меня осудить за это? Герцогиня? Не смешите мои туфельки! Кто как не выходец из привилегированного сословия, женщина, стоящая у руля своего герцогства так много лет, может понять мое желание стоить чуть больше, чем мне положено по праву рождения?

– Рудольф, когда ты сказал, что твоя дочь настроена серьезно, ты мне солгал… – Я неверяще замерла, слепо уставившись на каменный парапет балкона. Что? Это я-то настроена несерьезно?! Я, едва сдерживаясь от злобного шипения, стараясь подавить рвущийся на волю резкий выдох, подняла взгляд на Марьям. – Она не просто настроена серьезно… Она же готова глотку Ариману перегрызть. Я бы на его месте трижды подумала, стоит ли вообще подходить к принцессе, про брачную ночь даже говорить не стану. – Герцогиня, закончив фразу, сделала глоток из своего кубка и отсалютовала мне им, а я ощутила себя воздушным шариком, из которого медленно стравливается воздух. – Я дам войско. Но… – «Королева пиратов» сделала многозначительную паузу, а потом продолжила, глядя уже больше на Рудольфа, чем на меня: –…не просто так. Снабжение столицы для меня достаточно хлопотно, так что, если вся ваша военно-политическая кампания увенчается успехом, я хочу пятнадцатую часть от всех доходов, что будет приносить Фиральское герцогство в королевскую казну, в течение десяти лет.

Опустошив кубок, герцогиня улыбнулась мне довольно и чуточку лукаво.

Так вот откуда были эти неустановленные поступления средств в гроссбухе! Все эти годы Марьям поддерживала корону на плаву! Но как? Откуда такие средства?

– С вашего позволения, я оставлю вас обсудить этот маленький нюанс. Ваше величество, ваше высочество… – Герцогиня Васконская присела в грациозном реверансе и покинула балкон, на прощанье по-матерински потрепав растерявшегося Альвина по щеке.

Повисла пауза. Рудольф молчал, выжидающе смотря на меня. Я отвечала ему тем же.

– Пятнадцатая часть это много? – Я не выдержала первой и нервно прошлась по балкону от края до края, чувствуя, как пальцы сами по себе начали теребить рукав роскошного платья.

– Это у тебя надо спросить, ты у нас финансовый гений, не я. – Король усмехнулся на мое немое возмущение и тут же примирительно поднял ладони перед собой. – Ладно-ладно. Я не особо хорош во всех этих счетоводческих делах, но пятнадцатая часть – это обычная компенсация за участие в военных действиях. Конечно, никто не платит ее десять лет, она высчитывается с захваченных средств, но так как мы никого не захватываем и не грабим, то я считаю подобное предложение достаточно уместным.

Я кивнула, мотая на ус ценную информацию не только о местных порядках совместных грабежей, то есть – военных кампаний, но и о том, что мой отец расписался в собственной экономической беспомощности.

Нет. Так не может продолжаться вечно. Но разговор о том «а дочь ли я тебе или где?» стоит отложить до более приватной обстановки. Нельзя даже допускать возможности, чтобы кто-то услышал подобные вопросы!

Поправив рукав, я еще несколько мгновений смотрела на лежащую у подножия замка столицу, а потом – кивнула.

– Значит, мы принимаем это предложение.