Засланец

Я почувствовал раздражение. Тюльпан, отзываясь на мои эмоции, крепче сжал предплечье. Искоса взглянув на Брукса, я встал с кресла, снял плащ, повесил его на вешалку, что располагалась возле двери. Подошел к зеркалу, чтобы поправить галстук. Тюльпан выглянул из манжеты сорочки, точно хотел увидеть себя со стороны. Я запихнул его пальцем обратно.

– Какая на юге зима, профессор? – спросил я, глядя на отражение Брукса.

– На побережье климат, само собой, мягче, – ответил тот. – Лесогорье надежно защищено от северного и восточного ветров. Но на перевале может случиться так, что всем придется туго.

– Что вы имеете в виду? – я подошел к журнальному столику. Взял наугад газету.

– Метель, заносы, обледенение, – перечислил профессор. – Как вам, кстати, наше пиво?

На первой полосе я увидел статью под заголовком «Буря в Сенате». Текста было довольно много; политические страсти в Стране-под-Солнцем напомнили мне об агонии Соединенных Штатов Америки – так называлась Генезия до Великой Генетической Революции. Третья мировая выиграна, и нет больше на Земле других государств, лишь партизанят в сибирской глуши не представляющие реальной силы сепаратисты. Казалось бы, жить всем и процветать. Но страна, поглотившая земной шар, принялась пожирать саму себя. На Дожде не знали о том, что такое мировые войны, но единственное государство – Страна-под-Солнцем – было поражено той же болезнью. Без мудрого руководства Суперов здешнее человечество обречено. Впрочем…

– Пиво? Смотря какое… – я развернул газету. – Пиво! Вы бы еще, профессор, меня о столичных шлюхах спросили.

Брукс смутился. А я уже рассматривал фото холеного господина, вещавшего с трибуны в заполненный парламентариями зал. Что-то мне подсказывало, что это и есть первый магистр Ревнителей Ктулбы. Фигура похожа, кисти и еще – перстень, который я помнил совершенно четко…

Кто же он?

«Председатель государственного казначейства Фил Торн, – гласила подпись под фотографией, – оправдывается за перерасход бюджетных средств».

– Я просто подумал, что в своем мире вы, наверное, называете пивом какую-нибудь синтетическую гадость, которая производится по пока еще недоступным нам технологиям, – решил развить тему Брукс. – И вкус у нее – совсем не такой, какой должен быть у пива.

– Как вы угадали, профессор… – я все еще вертел в руках газету. – Сударь, а вы знакомы с этим человеком?

Брукс надел очки, подтянул газету к себе.

– Лично – нет, – соврал он. – Если мне не изменяет память, это…

– Ясно. Спасибо, – я отобрал у него газету, положил обратно на журнальный столик. Путь предстоит долгий, еще будет время прочитать от корки до корки. – Кто еще едет с нами в одном вагоне?

– Никого, – покачал головой Брукс. – Общество выкупило все места.

Я подошел к одной торцевой стене, прислушался. Затем – к другой. Ничего не услышал, кроме сопения Брукса и перестука колес. Приблизился к окну и отодвинул занавеску: мы ехали мимо укрепленного фермами каменистого склона. В небе сверкали молнии, и поезд то и дело накрывала непроглядная, как чадра, тень.

– Вас что-то беспокоит? – осторожно полюбопытствовал Брукс.

– Нет. А вас? – я вернул занавеску на место.

Брукс вздохнул и развел руками:

– Меня многое беспокоит, господин Айрус. Ваше присутствие, уж простите великодушно. Думаю, не нужно объяснять – почему. Эта командировка меня беспокоит. Время для нее выбрано крайне неудачно! Ведь на мне – кафедра! Студенты, лекции, пересдачи! – профессор перевел дух и уже невозмутимо договорил: – Но что поделаешь, если я – единственный магистр, чье лицо вы видели… К слову, если вы ищете подслушивающие устройства, то здесь их нет. Вагон чист. Агенты нашей организации зря свой хлеб не едят.

– А Руд?

– Руд – из неофитов, – профессор снова наполнил стакан водой и выпил.

– Каким был самый удивительный артефакт из тех, что вам доводилось видеть, профессор? – спросил я, усаживаясь напротив Брукса.

– Они все – удивительны, – замялся тот. – Человеческими руками их не сотворить, поверьте мне… – Было очевидно, что Брукс мог бы долгими часами и с удовольствием говорить на эту тему. Но ему приказали держать язык за зубами. И, по возможности, выуживать информацию из меня, что у профессора получалось плохо. Поскольку речь зашла о пиве, смог бы он понять концепцию, например, грезоманства, если бы я взялся объяснять? Не говоря уже о идеалах Великой Генетической Революции.

– В вашем мире есть что-то подобное? – его глаза сверкнули. – Артефакты, сходные с нашими?

– Нет, – ответил я, и, как мне показалось, Брукс понял, что я вру. Проклятые шпионские страсти! – Что же, профессор, теперь вы отреклись от своей теории автоэволюции? Вы полагаете, все эти поразительные устройства создал Ктулба?

– Я бы попросил вас не насмехаться над подобными вещами, – нахмурился Брукс.

– Ни в коем разе, – поспешил заверить я. – Приношу извинения, если я задел ваши религиозные чувства.

– Мои религиозные чувства стерпят, – пояснил Брукс. – Но среди магистров есть настоящие фанатики.

– Вы не разделяете их пыл, профессор?