«Засланные казачки». Самозванцы из будущего

Вот это жизнь была, уважаемая. И угораздило за жениной юбкой в Иркутск потянуться, любовь, понимаете ли. Или она, или тайга – выбор встал только так, и не иначе…

– Найдутся и ружья, и снаряжение всякое. Сегодня на заимку приедем, там у меня и кузница есть с печью, и инструмент всякий. Монголам ведь тоже многое ковать и чинить приходилось, казак Гульков у меня там работает – тоже, как у тебя, с детства нога у него порвана, к строю совсем негоден. И молчун такой же, весь в тебя.

Шубин дал коню шенкелей, и тот резво припустил по начавшейся сужаться тропе, что теперь из ущелья снова поползла вверх, на присыпанные снегом камни.

Пасюк победно улыбнулся только самыми краешками губ. Такая нарочитая откровенность была правильно понята казачьим атаманом – секретничает перед ним кубанец, ни одним словом не обмолвился, каким же ветром его в Сибирь занесло.

А еще, на смену бравурной усмешке, в душе заныла горькая струна: постоянно, когда он отмечал взглядом Шубина, не говоря уже о беседе с ним, перед глазами Пасюка стоял поклонный крест в Шимках и та, пресловутая погасшая январским вечером лампадка…

Родион Артемов

Заимка впечатляла – на первый взгляд Родиону показалось, что перед ним раскинулось небольшое таежное село. Да и не скажешь, что здесь Монголия – вроде те же горы, тайга по склонам зеленеет, в небольшой долине серым, но рваным, в черных дырах покрывалом лежит снег.

Может, только дыхание весны здесь, на южных отрогах Саянских гор, ощущалось заметнее, из-за более теплого ветра, что шел со степей и пустыни. По крайней мере, на склонах снега уже не было, и весело журчали ручьи, да играло ласково греющее солнышко своими отблесками на мелких льдинках, будто неведомые богатеи с превеликого перепоя рассыпали везде горсти бриллиантов.

Крест на высокой часовенке бросился в глаза издалека. Вокруг расположились три больших и ладных дома, с резными ставнями и высокими крылечками, рядом с каждым несколько больших строений: то ли конюшни или стайки для скота, то ли амбары – Родион не разбирался в сельской жизни настолько, чтобы определять специфику строений с первого взгляда.

На отшибе стояла парочка домишек поплоще, с маленькими окошками, труба в одном веселой струйкой испускала белые клубы дыма, тут же подхватываемые ветерком. Было похоже, что это именно то, что он жаждал.

Вот тут-то у Артемова, в предвкушении чего-то радостного, весело заколотилось сердечко и заныло тело, покрытое толстой коркой грязи, замешенной на едком мужском поте. За все семь дней пребывания в этом новом для себя мире он не смог ни разу помыться, ибо о ваннах здесь сном-духом не ведали, так как разговоров о сем не вели, а в баню сходить чекисты не предлагали.

Тем более в таежных горах он их и не видел: только одну ночь им позволили переночевать в каком-то маленьком зимовье, хотя почти все казаки вповалку дремали у костров, укладываясь на груды нарубленного лапника, с накинутыми поверху попонами.

По селению радостно сновали детишки и женщины в накинутых на голову платках. Видно, заметив казачий отряд, все бросились организовывать торжественную встречу.

– В баньке попаримся, вашбродь, – степенный Кузьма Трофимович Лифантьев, с которым он почти сдружился во время этой дальней дороги, радостно оскалился в свою густую бороду.

– А после в чистом исподнем за столом скобленым варева горячего похлебаем, пельмешек мороженых наверняка мешок достанут. Или поз на пару сделают – то ж много нужно, нас чуть ли не целый взвод. Ну, полвзвода точно. Чайку вдосталь позже попьем, с вареньем, шаньгами, заедками сладкими. Тут мастерица одна есть – такие пироги печет! А бабы нам одежку постирают, зашьют, что порвано, поправят.

– Ага, – с затаенным предвкушением неслыханного удовольствия отозвался Родион – ему уже не терпелось раздеться и войти в горячую баньку. А там лечь на полок, разомлеть хорошенько в пару – и веником себя наяривать, чтоб вся грязь ломтями отслаивалась.

И кваса душистого, домашнего, на раскаленный камелек плеснуть, а не с пластиковой бутылки, что содержит секреты химического производства. А уж с ковшика деревянного напиться, так вообще счастье для него великое будет – всю свою жизнь мечтал в старинный уклад попасть. Вот только даже в здешних местах квас вряд ли есть – ранней весной окрошку не трескают, зелени-то еще нет.

– Щас, седло неси, – одернул себя Родион и пробормотал под нос, так, чтобы сопровождавший его повсеместно казак ничего из шепота не расслышал. – Раскатал ты губу, господин прапорщик, машинку для закатывания покупай. Вот и сбылась твоя мечта полного идиота, которого взаперти держать нужно, от людей подальше. В героя поиграть захотелось?! Захотел старинную жизнь посмотреть, вот и взирай на нее во все глаза, хоть всей задницей есть можно. Пока не подавишься…

Выдав столь длинную руладу, пусть и без матерного уклона, для облегчения своей мятущейся души, Родион, как ни странно, испытал чувство удивительного облегчения.