Засланный казачок

— А Михаил Аркадьевич тоже у вас?

— Здесь, у меня. Что-нибудь случилось?

— Только что принесли на вахту какой-то пакет, — сказал Демченко. — С виду он напоминает тот… вы понимаете, о чем я говорю?.. Сейчас допрашиваем курьера, которого удалось задержать, и осуществляем предварительный осмотр посылки…

— Добро, Виктор Петрович, жду вас у себя с докладом.

Курьером, который доставил на проходную головного офиса компании пакет из плотной крафтовой бумаги, оказался бомжеватого обличья мужик лет тридцати, от которого, как из бочки, разило пивом.

На лицевой стороне пакета имелась надпись, сделанная черным фломастером, крупными печатными буквами: "ГЛАВНОМУ ЮРИСТУ КОМПАНИИ "РОСФАРМАКОМ" ДЛЯ ГУРЕВИЧА А. Л. И ГУРЕВИЧА М. А.".

Демченко, когда его попросили срочно спуститься в вестибюль, где возле входной двери устроен пост охраны с турникетом, как-то сразу врубился, что слегка поддатый мужичонка, доставивший пакет, никакой на самом деле не курьер, а так… совершенно случайный человек, который за полста рублей, а еще лучше за поллитру водки, готов услужить кому угодно…

"Курьер", малость напуганный таким поворотом событий, говорил путанно, сбивчиво… но, судя по всему, не врал. Он рассказал, что возле мини-маркета, наискосок отсюда, через проспект, — возле "кийоска", где он надеялся разжиться парой-тройкой пустых бутылок, к нему подошел какой-то парень, одетый, "кажись", в темную куртку и шапочку типа "гондон", натянутую до бровей. Незнакомец угостил его сигаретой, дал допить почти цельную банку пива, которую держал в руке, и предложил слегка подзаработать: занести пакет в "одну контору поблизости" и оставить его на вахте.

Демченко сразу же послал к мини-маркету двух своих сотрудников, хотя был уверен, что никто там их не будет дожидаться (так оно и вышло).

"Курьер" так толком и не смог описать того парня, который попросил его доставить этот пакет в нужный адрес. "Может, он и кавказец, — сказал мужичонка. — А может — и славянин… Одно токо знаю точно: пиво у него было "Балтика", пятый номер…"

Спустя минут десять после предварительного оповещения, Демченко наконец принес пакет в кабинет президента компании, где находился и старший сын Аркадия Гуревича.

Выложив на стол до половины прорезанный с одного боку пакет, Демченко вопросительно посмотрел на хозяина:

— Я вскрою, Аркадий Львович?

Гуревич-старший отрицательно качнул своей почти сплошь седой головой — красить волосы он отказывался наотрез — и сам вскрыл пакет, обнаружив в нем меньших размеров конверт с каким-то посланием и компактную видеокассету, снятую, очевидно, на камеру.

Первым делом он взял в руки кассету. Когда Аркадий Львович передал ее сыну, пальцы у него тряслись мелкой дрожью.

— Миша… поставь кассету… посмотрим…

— Мне остаться? — вежливо поинтересовался Демченко.

— Останьтесь, Виктор Петрович…

Вся необходимая для просмотра аппаратура имелась здесь в наличии: Аркадий Львович уже не менее десятка раз просмотрел первую видеокассету, на которой Юля была жива и невредима, но выглядела как сомнамбула и, кажется, ничего не соображала; держали же ее, судя по скупым кадрам, в каком-то подвале, на цепи, соединенной с ручным браслетом.

Михаил, включив аппаратуру на воспроизведение, попятился, не сводя глаз с экрана монитора, на котором пока была серо-зернистая картинка, уселся на краешек стола, нервно выковырял из пачки "мальборину" и, забыв испросить разрешение у отца, прикурил от "Ронсона".

Наконец пошло изображение.

Каждый из присутствовавших, включая Демченко, невольно подавшись вперед, впился глазами в изображение на экране…

Сердце у Аркадия Львовича, когда он увидел дочь, сжалось в ледяной комок, а на глаза, что с ним прежде никогда не случалось, сами собой навернулись слезы…

Юля сидела на каком-то возвышении — это были деревянные нары или топчан, застеленный каким-то тряпьем, — с цепочкой, прикрепленной к браслету на правом запястье, с закрытыми глазами (очевидно, свет ей в тот момент бил прямо в лицо). Это продолжалось всего несколько секунд, а затем она закрыла лицо руками, словно не хотела, чтобы ее снимали на камеру…

Сквозь какие-то неясные шорохи, доносившиеся из динамика, вдруг явственно прозвучал голос Юлии, в котором смешались, кажется, и отчаяние, и ненависть:

— Я ничего не буду говорить!.. Лучше убейте меня!.. За что… за что… за что вы со мной так поступаете?!

Они просмотрели этот короткий, длительностью не более минуты, видеоролик еще три или четыре раза, впитывая в себя все детали и подробности.

Наконец Михаил выщелкнул кассету обратно и передал ее отцу. Увидев, что тот забросил в рот какую-то пилюлю, он обеспокоенно спросил:

— Папа, ты как? Может, врача вызвать?

— Не надо, Миша, я в норме. Это я так… для профилактики… Надо иметь железное сердце, чтобы такое выдержать… Но мы-то ладно, а каково сейчас нашей Юле?..