Мальчишка может связаться с бойскаутами и ходить по городу с голыми коленками, дразня дурацким посохом собак. Брат большевика в буржуазной юношеской организации — стыда не оберешься! Но и это еще полбеды… А вдруг Колька поведется с карманниками? Он не раз пытался побеседовать с младшим братом, как мужчина с мужчиной, но Колька все отмалчивается. Нужно будет, обосновавшись на берегу, попытаться свести его с товарищами из Союза Молодежи, хотя Устав этой организации звучит слишком уж по-церковному елейно:
«…Воспитание деятельной, животворной любви к трудовым и пролетарским массам через изучение их истории, быта и духа, через широкое ознакомление с их нуждами, желаниями и возможностями».
Здорово накручено! А что если бы автор Устава Венька Гамберг был не сыном богатого рыбопромышленника, а знакомился бы с нуждами и желаниями «пролетарских масс» на собственной шкуре? Интересно, какие бы строки полились тогда из-под его пера? Но Колька, Колька… совсем отбился от рук мальчишка! Вот о чем думалось неотступно, и эта мысль была несносна.
Председатель Амурского облревкома Степан Шилов встретил Алешу, как старого знакомого. Он не забыл, как полтора месяца тому назад этот неприметный с виду парнишка — посланец николаевских большевиков переступил порог его кабинета и толково изложил замыслы и планы анархистов. Облревком принял тогда срочные меры: в Норском Складе создана комендатура, ведающая всеми делами прибытия и отправки эвакуированных, а это довольно частое сито. Попасть в Свободный Тряпицыну теперь будет не так-то просто.
Алеша не успел и рта раскрыть, как Шилов закричал:
— Понимаешь, паря, атаман Семенов сдрейфил и перед японским наследным принцем слезу пустил. Пишет ему: «…прошу повергнуть к стопам его Величества, Вашего Державного родителя, императора Великой Японии мольбу об отсрочке эвакуации японских войск хотя бы на четыре месяца…» Ха! — Высокий, черноволосый, он вскочил и зашагал из угла в угол большой полупустой комнаты с выдвинутым на ее середину массивным письменным столом.
— Чует кошка, чье сало съела! — продолжал он, ероша свои густые волосы. — Знает, что Чита не сегодня-завтра откроет семафор и «защитнички» зададут лататы. Вот уж верно, что верно: «Как пирог с грибами, так все с зубами; а как кнут с узлом, так и прочь с кузлом». А куда ж денешься, голубчик?! Ах, сукин сын, пардона запросил, к стопам повергается! Туфлю микадо… туфлю, без зазрения совести, готов лизать, подлец. Тьфу!..
— Японцу кланяться — станет пуще чваниться, говорят наши речники, — сказал Алеша, неловко примостившийся на краю широкого кожаного кресла, и порозовел, приподнимаясь, как школьник, перед быстро шагнувшим к нему Шиловым. Тот захохотал, положил ему на плечи свои крупные руки и, как-то вдвинув его в глубину кресла, опустился на стоявший рядом стул. Перестав смеяться, он заговорил уже более сдержанно и спокойно о временном прекращении военных действий в Восточном Забайкалье, о переговорах, которые должны закончиться не сегодня-завтра и не сулят ничего хорошего ни Семенову, ни его покровителям-японцам.
— Вот так-то обстоят дела, брат Алеха, чуешь?
Алеша молча смотрел на него широко распахнутыми серыми глазами и, казалось, — не слыхал вопроса. Сложность обстановки поразила его воображение своей неожиданностью и новизной. Если так пойдет и дальше, то скоро Федор и Евгений… Не получив ответа, Шилов недовольно хмыкнул и потянул из кармана яркий кашемировый кисет. Его собеседник тут же спохватился, щеки его снова полыхнули румянцем.
— Да они уйдут, Степан Самойлович, уйдут японцы- то! — воскликнул он, по-мальчишечьи ликуя. — Тут уж Семенову никакие мольбы не помогут.
Шилов тронул руку Алеши своей горячей рукой:
— Уйти-то они уйдут, это ясно! Только уйдут, обобрав жителей до нитки, а рабочий люд в Забайкалье мрет с голодухи и теперь. Сегодня ночью, паря, на внеочередном заседании облревкома было решено: как только освободится Сретенск, незамедлительно послать туда пароход с провиантом. — Он сверкнул глазами: — Николаевцам мы помогаем крепко и сретенцам поможем! От себя оторвем, а пошлем им и муку, и рыбу, и кирпичный чай, и круп… да хоть немного сахара и подсолнечного масла. Надвигается зима. Понимаешь? Родное Забайкалье…