— Ты бы этому скоро научилась, — успокоил ее Саша. — Да, товарищи, все комсомольцы тогда, в том числе и девушки, ушли на фронт… Вот тогда-то и были разгромлены в Сибири войска «правителя Омского» Колчака.
— А от нас, от амурцев, был кто-нибудь на том съезде? — весело спросил Орлик.
— Нет. Связь с центром была прервана из-за фронтов. Но вот на днях в Москве открылся Третий съезд комсомола, и делегатом на него мы послали Петра Мацюпу, которого вы вчера, так же как и меня, выбрали в бюро облкома. Тут вот говорят: знать не знали, кого выбирали. И немудрено! Ведь на съезд он пошел еще в августе, чтобы быть в Москве к октябрю. Когда-нибудь этому не поверят: пешком пошел на съезд. Дети ваши не поверят, не говоря уже о внуках!
Все засмеялись, уж очень смешно это было сказано: дети, внуки…
— Так ведь «читинская пробка» была, — напомнил кто-то из задних рядов. — Да и Москва… что ж тут поделаешь, если она такая дальняя!
— Придет время, и наши делегаты станут летать в Москву на аэроплане, — сказал Булыга. — Да и вы тоже, если окажутся там дела.
— Я? Они? — стриженая девушка даже покраснела и, показывая пальцем на товарищей, уточнила: — Мы — на аэроплане?!
— Все достижения науки станут доступны трудящимся, тем, кто строит новое общество. Иначе не может быть! За это умирают наши отцы и братья и, может быть, умрем мы сами, — ответил девушке Саша.
— А мы и не боимся смерти! — выкрикнул кто- то. — Сколько наших японцы и белые побили, а из области убрались, и сюда им хода — тю-тю!
— Да, среди амурцев было немало героев, и будущие герои есть среди вас. Но еще мы должны думать и о мирном строительстве нашей республики. Сказать по правде, я более всего озабочен, успел ли к съезду наш Мацюпа.
— Ну как же можно не успеть? — с детской обидой произнесла стриженая девушка.
— А мог и задержаться! — Булыга пошел вдоль первого ряда, вглядываясь в юные взволнованные лица. — Я вот много поездил по области. Мой район весь по линии железной дороги, так ведь не раз бывает: поезд стоит, а пассажиры идут добывать дрова. Ну а если так повсеместно?! Посчитайте-ка, сколько станций от Сибири до Москвы! Нужно, чтобы дрова были у нас в школах, на вокзалах, в семьях народоармейцев, нужно обогреть осиротевших от рук интервентов. Вот тогда мы будем настоящими комсомольцами.
— Ставлю вопрос на голосование! — закричал Орлик. Его потянули за полу пиджака. С желтой треногой в руках подошел фотограф.
Вениамин Гамберг обладал хорошим слогом, и ему поручалось составление протоколов, обращений, резолюций. Закрывая расширенное бюро облкома РКСМ, он счел нужным ознакомить товарищей с воззванием, над которым трудился сегодня:
«ГРАЖДАНЕ И ГРАЖДАНКИ!
Амурским областным комитетом помощи голодающим Поволжья получена телеграмма с запросом: „Сколько может Амурская область прокормить детей?“
От вашей отзывчивости зависит ответ голодным детям, которые уже направлены в Сибирь. Маленькие страдальцы, оторванные от матерей, едут с детской доверчивостью в суровый и холодный край — они ждут, что взрослые укроют, накормят и скажут им ласковое слово, в котором так нуждается ребенок…»
Когда он окончил чтение, Сарра Шкляревская сказала:
— Я могла бы взять, и даже не одного… но вы же знаете, ребята.
Ребята знали: после калмыковского «вагона смерти» Сарра болела туберкулезом. Дни девушки были сочтены. Кто-то, поерошив лохматые волосы, буркнул, что и он бы не отказался, да вот не знает, как воспитывать…
— Ой, уморили! — будто не поняв серьезности минуты, залился смехом Булыга. — Да кто же нам с вами доверит детей? А ну выше чубы! Давайте думать, чем мы можем быть полезны на данном этапе? Тут скорее нужна наша мускульная сила!
Заговорили о воскреснике в пользу голодающих, о разъяснительной работе в школах. Вениамин подытожил:
— И чтобы все присутствующие, все, кто состоит на учете, вышли, как один. Это будет смотром наших сил. Ясно?
Все ответили, что ясно. Секретарь Центрального райкома РКСМ Шура Рудых тут же попросил Алешу выступить в школе второй ступени, которую, по старой привычке, все еще называли «Алексеевкой». Алеша сразу же согласился.
Когда на следующий день он поднялся на сцену светлого актового зала, зал был переполнен. В первых рядах сидели учительницы и очкастые учителя. Дальше, до самой задней стены, волновалось море светловолосых и темных голов девушек и ребят. Алеша не готовился к выступлению, но речь его лилась легко и свободно, когда он говорил о том, что волновало его в данную минуту. Он шагнул к краю сцены и сказал:
— Друзья! Знаете ли вы, какой страшный голод царит в Советском Поволжье? Губительные суховеи и засуха превратили там землю в бесплодный пепел. Наша молодая, еще не окрепшая Страна Советов не в силах вырвать из костлявых рук голода 25 миллионов простых, как мы с вами, русских людей… — Лицо юноши горело. Он простыми, доходчивыми словами рисовал страшные картины народного горя и в то же время неотступно думал: