Заслон

Сашу приютили на одной из центральных улиц, в домике Орликов. Глава семьи подался на заработки, и вот уже второй месяц о нем не было ни слуху ни духу. Хозяйством заправляла Екатерина Мефодьевна, мать шестерых детей, не старая еще, худощавая женщина с тронутым оспой желтоватым лицом. Она не удивилась, когда шестнадцатилетний Митька привел в дом незнакомого парнишку, — он недавно записался в комсомол, и теперь можно было ждать от него чего угодно, — но украдкой вздохнула: с хлебом было туговато.

Пока доваривалась картошка и девочки накрывали на стол, Дмитрий увел Булыгу в сарай, и они принялись за укладку наваленных грудой обрезков досок.

— Старшая сестра твоя тоже комсомолка? — поинтересовался Булыга.

— Муська-то? Нет, она епархиальное окончила в Благовещенске.

— Работает?

— А где? Кабы отец не сглуповал — завез нас сюда — может, там и устроились бы. В Благовещенске школ много.

— Как будто здесь нет школ?

— Здесь нас никто не знает. Отец и то нигде не смог устроиться. Разруха.

— Ты, выходит, в доме за старшего?!

— Ага. У нас в семье девчонок четыре, да меньшой брат Ванюшка. Он во вторую ступень бегает.

За скудным ужином разговор взрослых вертелся вокруг Благовещенска. Младшие девочки поглядывали на гостя с чисто детским любопытством. Тринадцатилетний мальчик заметно дичился и закрывался задачником. Сразу же после ужина Митька потащил инструктора облкома в железнодорожную мастерскую, где их уже ждали.

Цементный пол был сбрызнут водой и чисто выметен. Ребята в старенькой заплатанной одежонке умыты и причесаны, только у одного, сидевшего, скрестив ноги, на полу, лицо казалось пропыленным.

— А ну, Орлик, докладывай, кого ты к нам привел? — спросил парнишка, весело поблескивая узкими глазами. — Чи он тебе брат, чи сват, что ты зараз, как с ним поздоровкался, к себе домой потащил?

— Я бы и тебя прихватил, кабы знал, что ты прежде чем на собрание идти, не догадаешься помыться!

— Что я — барышня-белоручка? Видишь, какие мозоли? — показал он измазанные солидолом руки.

— Знаешь, поди умойся, потом будем говорить.

— Ладно, — покраснел вдруг слесаренок. — Откуда человек-то? — спросил он уже серьезно, старательно вытирая лицо кинутой кем-то обтиркой.

— Этот товарищ из Благовещенского РКСМ, — сказал Орлик, окинув лица ребят быстрым взглядом. — Зовут его Сашкой, а фамилия ему Булыга. Хочет он нам рассказать о текущем моменте.

Ребята пошептались, и худенький паренек в огромных солдатских ботинках с обмотками и в сдвинутой на затылок кепке негромко попросил:

— Пусть про РКСМ расскажет. Что нам нужно делать, как мы есть комсомолы, и откуда такое взялось?

Митька сделал свирепое лицо: выходит, все, что он им внушал, летело на ветер? Он кашлянул и сказал:

— Как будто ты не знаешь, что нам нужно делать! Советскую власть, вот что! Возьмем, к примеру, это электричество, — он ткнул пальцем в висевшую под потолком лампочку, — оно теперь твое и мое, а месяц тому назад им Данилиха одна владела. «Моя, говорит, электростанция, захочу — и будет коммуния при лучинке свои собрания проводить». Отобрали у нее электростанцию. Это есть борьба с частным капиталом. Верно я говорю? — обратился он к Булыге.

— Верно, — подтвердил, любуясь его молодым задором, Саша.

— Наша электростанция, наши мастерские… — горделиво повел рукой ободренный поддержкой Орлик. В этот миг электричество погасло, и ребята грохнули хохотом. Громче всех смеялся Булыга. Насмеявшись вволю, он высказал предположение, что электростанция еще не привыкла к своим новым хозяевам.

— Да на ей дров нету, — подал голос кто-то невидимый в темноте. — Подкормить, вот и привыкнет.

— Ну это дело нетрудное, — послышался голос Булыги. — Не такие люди комсомольцы, чтобы стукаться в потемках лбами. А что ж мы, братцы, станем делать?

— Договоримся с городскими ребятами идти в тайгу, валить деревья.

— А на чем повезешь?!

— Ша! — крикнул примолкнувший было Митька и деловито стал выяснять, у кого есть пилы, у кого топоры и сколько в городе ломовиков.

Петр Мацюпа, с пустым мешком под мышкой, вышел из дверей Ярославского вокзала на Каланчевскую площадь и под моросящим дождем стал пытать встречных и поперечных, как добраться до Центрального комитета РКСМ. У Красных Ворот он поскользнулся и чуть не попал под трамвай. Мясницкая показалась ему бесконечно длинной и холодной, как погреб. У здания Главного почтамта на вращающейся тумбе пестрели яркие заплаты плакатов.

«Вот кто является прямым разносчиком сыпного тифа!» — тыкал чей-то. перст в гигантскую, вошь. В легоньком пиджаке парня познабливало, кружилась голова: уж больно хотелось есть. Рыбного бы пирога да с горячим чаем! Но в Москве пирогами и не пахло. Небо было низким, неприветливым. Дома безлики.

Еле волоча ноги, Мацюпа побрел к Лубянке, и только там молодой, улыбчивый милиционер, выслушав его толком, объяснил, что нужно ехать на Садово-Кудринскую в Третий Дом Советов, где размещаются делегации съезда, и усадил на площади в переполненный трамвай.